Ирина Ишимская.
Мы с мамой всегда конкурировали в творческом плане. Сейчас вот просится сюданебольшая зарисовка про сантехника. Вспомнилось вдруг. Это давно уже было. Помню, я тогда
жила одна и очень мерзла. Батареи не грели. Я попросила маму побыть у меня и встретить
сантехников. Она заявила:
- У тебя тут твои картины везде висят. Я не буду позориться перед сантехниками.
Умеет же уколоть. «Позориться перед сантехниками». Они что, картины будут
рассматривать. Они что, комитет или выставком какой-то. Им до моих картин дела нет. Нет, ну надо ж так сказать. Почему это поколение считает, что своих детей нужно обязательно принижать.
Она, конечно, не позорится своими вышитыми подушечками, прихватками,
стильными вязаными сумочками, шалями. У нее настоящее. А у меня - баловство одно. И еще
гордится, что она этим зарабатывает.
Cумочки у нее , что говорить, замечательные. У меня четыре такие есть.
Помню, я тогда ей целую речь в уме составила про Ромена Гари и даже хотела дать ей
почитать отрывки из его романа «Обещание на рассвете». Как человека может зарядить на
успех вера и любовь матери. Он был дважды лауреатом Гонкуровской премии ( в 1956 году под
именем Ромена Гари и в 1975 под именем Эмиля Ажара) А дважды получить премию нельзя. Но
он блестяще провернул эту литературную мистификацию.
Стал известным писателем, потому что на рассвете дал обещание своей матери оправдать ее
надежды.
И вот этот текст из романа я хотела ей зачитать:
« Звоня и стуча в каждую дверь, она просила соседей выйти на лестничную площадку.
Обменявшись с ними взаимными оскорблениями – здесь мать всегда одерживала верх, – она
прижала меня к себе и ,обращаясь к собравшимся, заявила гордо и во всеуслышанье – ее голос все
еще звучит у меня в ушах:
–Грязные буржуазные твари! Вы не знаете, с кем имеете честь! Мой сын станет французским
посланником, кавалером ордена Почетного легиона, великим актером драмы, Ибсеном,
Габриеле Д , Аннунцио Он... Она запнулась, подыскивая самую верную характеристику наивысшей
удачи в жизни, надеясь сразить их наповал
–Он будет одеваться по –лондонски!
Громкий смех «буржуазных тварей» до сих пор стоит у меня в ушах. Я краснею даже сейчас,
вспоминая его, вижу насмешливые, злобные и презрительные лица - они не вызывают у меня
отвращения: это обычные лица людей. Может быть, для ясности стоит заметить, что сегодня
я Генеральный консул Франции, участник движения Сопротивления, кавалер ордена Почетного
легиона, и если я не стал ни Ибсеном, ни Д Аннунцио, то все же не грех было попробовать. И
поверьте, одеваюсь по-лондонски. Я ненавижу английский крой, но у меня нет выбора».
Это я хотела прочитать своей маме. Да потом передумала, махнув рукой, бесполезно.
Пришлось брать хоз. день и самой принимать сантехников. Пришел парень молодой.
– Ну что тут у вас?
–Батарея не греет. Мерзну очень.
Он посмотрел на батарею без всякого интереса, зато сразу же заметил картины и направился к
ним.
– Вы художник? Я тоже рисую. Картины в галерее выставляю.
Я растаяла. Мы с ним нашли общий язык. Очень приятно побеседовали. Он сказал мне
комплименты. Мне сантехник понравился. Блеск.
Потом он, наконец, подошел к батарее, немного постучал по ней молотком и ушел. А я так и
продолжала мерзнуть, пока не пришел настоящий сантехник, а не художник.
Она
Встречи разные бывают. Но эта вот встреча самая важная в моей жизни. Но дело в
том, что я не знаю, как ее описать. Попробую. Но вряд ли получится передать то чувство. И
сейчас, когда я пишу об этой встрече, мне почему-то хочется плакать. Я снова и снова
вспоминаю тот эпизод и он поддерживает меня. И странно, я не помню, в каком городе это
было. Или в Новгороде, или в Ленинграде. Я вышла из кабинета врача в поликлинике и увидела ее.
Она сидела на скамье в пол-оборота и разговаривала с какой-то женщиной. Как только я увидела
ее, все внутри меня залилось счастьем. Сердце запело от радости. Я узнала ее мягкость. Как мне
ее не хватало. Без ее мягкости и доброты этот мир был таким странным. Я узнала ее голос. Без
этого голоса как я могла жить? И эти рыжеватые вьющиеся волосы. И эти знакомые до
глубины души вибрации. Солнце, освещающее весь мир, снова и так внезапно появилось. А как без
него было темно. В ней не было никаких изменений души в негативную сторону. Это была она. И
мне сразу же захотелось броситься ей на шею, обнимать ее и плакать. Так велика была радость.
Я так и сделала. Я рванулась к ней. Она сидела все в той же позе и как будто меня не замечала. Я
застыла. Я искала в мозгу ее имя и не находила. Я искала в уме какие-то определения этому
глубинному знанию души и не могла найти. Мой мозг выдал мне информацию, что он ее не знает.
Это было так странно, зная ее до глубины души, я не знала ее. И она как будто не узнала меня. Я
ушла. Да, я ушла. Но я унесла ее с собой.
Встреча в кафе
Я ехала в электричке и читала Ричарда Баха. Его роман «Единственная». Я давно уже поняла,
что если в дороге читаешь какую-то книгу, в тот вибрационный фон и попадаешь. Я зачиталась.
В книге происходили чудеса. Менялась окружающая обстановка вдруг внезапно, героиня
встречалась сама с собой. Но только та другая она была из будущего или из прошлого.
Ладожский вокзал тогда еще не был построен. Все электрички приходили на Московский. Я
посмотрела в окно и увидела что-то странное. Это были не наши знакомые станции. Нависли
какие-то высокие пути, причудливые провода. И увиденное так гармонировало с тем, что я
читала, что я не особенно удивилась и приняла все как должное. Потом я поняла, что
электричка пошла по ладожскому направлению, но пришла на Московский вокзал. Я ехала на
Лито к писателям в Павловск. Они собирались в старинном, интересном и пошарпанном Дворце
Культуры. Больше всех мне нравилась Антонина. Она умная, талантливая и простая. Гумер,
кажется, к ней не равнодушен. – подумала я. Но вскоре перестала думать о писателях и
засмотрелась на чугунные ворота. Здесь всегда вспоминается Анна Ахматова. Ее прекрасный
стих:
Всё мне видится Павловск холмистый,
Круглый луг, неживая вода,
Самый томный и самый тенистый,
Ведь его не забыть никогда.
Как в ворота чугунные въедешь,
Тронет тело блаженная дрожь,
Не живешь, а ликуешь и бредишь
Иль совсем по-иному живешь.
Поздней осенью свежий и колкий
Бродит ветер, безлюдию рад.
В белом инее черные елки
На подтаявшем снеге стоят.
И, исполненный жгучего бреда,
Милый голос как песня звучит,
И на медном плече Кифареда
Красногрудая птичка сидит.
1915
Здорово сказано – «не живешь, а ликуешь и бредишь иль совсем по другому живешь». Я медленно
шла по парку, наслаждаясь видами. Потом зашла в кафе,
в которое мы обычно заходили с поэтессой Наташей Куликовой. Но в тот раз я была одна.
Очень уютное кафе и лакомства вкусные. Я взяла себе пирожное корзиночку и кофе, и
устроилась за столиком. Вдруг слышу, кто-то спрашивает: «Ирина Львовна, вы какое пирожное
будете?» Я удивилась. Сочетание моего имени и отчества довольно редкое. Я увидела, что это
одна (не назову старушкой, дама почтенного возраста) обращается к другой. Я очень критично и
внимательно оглядела Ирину Львовну. Волосы седые. Вид довольно интеллигентный. Если это я в
будущем, то мне не очень понравилось, что она была не то чтобы полненькой, но довольно
округлой. А я тогда была худой, как и сейчас впрочем, хоть много лет прошло с того дня. Но
может, все еще впереди. Или это просто шутка Ричарда Баха.
А кто автор?
ОтветитьУдалитьАвтор Ирина Ишимская. Замечательные, с подкупающей доверительной интонацией мини-рассказы! Порадовала, Ирочка. Спасибо!
Удалитьособенно лаконично, можно сказать, поэтично прозвучал рассказ "Встеча в кафе" и хорошо в него вписались стихи Ахматовой...
ОтветитьУдалить