Людмила Матросова
«...В году одна тысяча шестьсот двадцать втором от Рождества Христова я начинаю свой
рассказ, закончить который не надеюсь. Находясь в Езерском монастыре кармелиток и немного
обучившись человеческому языку и даже грамоте, я приступаю к изложению моей истории с
помощью Божьей и сестер Аглаи и Миранды – моих учителей. Видя, что я угасаю с каждым днем,
они вызвались, ухаживая за мной, помочь мне составить текст о моей жизни. А поскольку
изъясняюсь я с трудом и по большей части знаками, моя история будет изложена ими правдиво
лишь в той степени, в которой они смогут меня понять.
Прожив несколько лет среди людей под именем Морской Дьяволицы, я чудом избежала костра
инквизиции и была принята сестрами-кармелитками в измученном и жалком состоянии.
В большом чане с водой меня долго возили по всем замкам и дворцам знати, как диковинного зверя
или, скорее, женщину-рыбу. Иногда меня называли русалкой. Месяцами держали в клетке без
движения. Я научилась некоторым словам, протягивала руку сквозь решетку и четко выговаривала
два слова: «дай еды». Гнилая и зловонная вода в чане разъедала мне кожу. Мои легкие были
простужены во время переездов. Но моих хозяев, похоже, это забавляло. Благодаря прелату Доре,
который разглядел во мне человеческую сущность и выкупил меня у бродячих комедиантов, я
оказалась в монастыре. Сестры приняли меня сначала с опаской, а потом с любовью, и сделали
многое для моего возвращения в мир людей. Но насладиться этой жизнью мне не суждено.
Тяжкий неведомый недуг поразил меня, и дни мои сочтены...»
Они переспрашивали меня по десять раз, пытаясь расшифровать мои знаки и исковерканные
слова. Тоска. Я пытаюсь передать им свою тоску по океану. Но как сказать это на человеческом
языке? Я снова и снова мысленно погружаюсь в изумрудную воду и вижу, как пузырьки воздуха
поднимаются над головой длинными серебряными нитями. Нежное покрывало волн обволакивает
меня, качает и баюкает. Я разрезаю толщу воды своим сильным и гладким телом и, вытянув руки,
легко погружаюсь на глубину. Как альбатрос растворяется в воздухе, так я растворяюсь в
необъятном пространстве океана. Как передать им то, чего они никогда – никогда – не
почувствуют.
Мой «тяжкий неведомый недуг» – это тоска. Лежа на белоснежных хрустящих простынях
кармелиток, я мечтаю о горячем белом песке моего родного кораллового острова. Вместо сухого
куска хлеба я с удовольствием проглотила бы сочную устрицу. А вместо поглаживания чужих
шершавых рук с великой радостью ощутила бы влажное прикосновение моего верного друга Ю-
ва. «Ю-ва» – это то ли крик мой, то ли свист под водой, на который он всегда отзывался, где б ни
был. Преданный брат мой.
Стоит ли рассказывать этим добрым, наивным женщинам, что вскормлена я была молоком
афалины – матери Ю-ва и моей, стало быть. Ведь не та мать, что родила, а та, что выкормила,
вынянчила. И кто его знает, как оказалась белокурая малышка одна в открытом океане? Может
быть, корабль, на котором плыла моя семья, потерпел кораблекрушение? А может быть, все проще
– беспутная женщина родила меня во время плавания и безжалостно выбросила за борт, как
кутенка? А сейчас живет и здравствует?
«Как бы то ни было, загадкой для людей остаются перепонки между пальцами на моих руках и
ногах. А еще то, что дышать я могу и под водой, и на суше...» –продолжают записывать Аглая и
Миранда.
Я устала и отворачиваюсь к стене. Сквозь зарешеченное окно видны ветви деревьев и кусочек
неба.
– Как ты чувствуешь себя? – спрашивают сестры.
– Ха-шо, – отвечаю я, подражая их речи.
Я погружаюсь в сон, и мне снится мое детство. Первые воспоминания – это стая дельфинов,
обступившая меня со всех сторон и закрывающая своими телами от большой акулы. Я называла ее
Го-до. Сначала мы были врагами, а потом подружились. Когда я выросла, мы часто играли с ней в
догонялки. Я даже хватала ее за хвост, чтобы она прокатила меня по морю с ветерком. Только
один раз она аккуратно взяла меня своими огромными треугольными зубами за руку –
предупредила, чтоб я не смела ей досаждать. Когда она разжала пасть, на моей коже не осталось
даже синяка.
Вместе с Ю-ва мы искали для стаи скопления рыб. И пронзительными звуками сообщали о месте
их нахождения. Какое это было пиршество! Серебристые тела рыб спрессовывались в огромный
переливающийся шар, и здесь все охотились рядом – враги и друзья, не обращая друг на друга
внимания. Я обожаю свежую рыбу. А они поят меня теплым молоком, которого я не пила с
момента своего младенчества.
– Во-ды, – умоляю я сестер. И получаю чашку спасительной влаги. На самом деле, мне мало
чашки. Я мечтаю об озере или реке.
– Плы-ы-ыть, – протяжно говорю я им, пытаясь передать плавность движения в воде.
– Ты еще очень слаба, чтобы плавать, – увещевают меня сестры.
Они кладут мне на лоб влажную ткань, смоченную винным уксусом, и я снова закрываю глаза.
...Меня охватывает дрожь. Липкий страх, прежде неведомый, сковывает тело. Я бьюсь в сети,
пытаясь высвободиться из нее, и ругаю себя за то, что оставила на берегу остро заточенный
обломок морской раковины, который служил мне ножом. Сейчас бы разрезала путы и ушла в
море, на глубину. Пронзительно кричит Ю-ва, плавая кругами вокруг ловушки. Он пытается
вытолкнуть меня из нее, но ничего не получается. Я слышу грубые гортанные голоса моряков,
старающихся поднять меня на корабль. Я сопротивляюсь, раскачиваю сеть, что было силы, но
канаты сильнее. Люди вытаскивают меня на палубу, избивают, глумятся надо мной, связывают
мне руки и ноги. Я кусаю кого-то из нападающих, чувствуя во рту вкус своей и чужой крови.
Меня бьют по голове, и я теряю сознание...
«Они заприметили меня в открытом море среди стаи, где я резвилась со своими братьями и
сестрами. Я так же, как афалины, высоко выпрыгивала из воды, наслаждаясь скоростью и
весельем. Мы плыли наперегонки с большим кораблем, и я тогда не понимала, какую опасность
таит эта игра. Увидев меня среди дельфинов, люди обомлели. Они заворожено следили за мной,
пока кто-то не крикнул: «Надо выловить этого морского дьявола! В сеть его!» На воду спустили
шлюпку, и я почти рядом впервые увидела людей – таких же, как я. У них были руки и ноги, как у
меня. Но людей прикрывала одежда, а моя кожа неприкрыто золотилась под солнцем. Я
разглядывала их, а они уставились на меня. И это минутное любопытство стоило мне свободы. Я
поздно почувствовала поток скрытой агрессии, исходившей от этих напряженных фигур. Они
успели накинуть на меня сеть».
– Мне кажется, она умирает, – шепчет сестра Аглая, склоняясь надо мной.
– Она улыбается, – отвечает ей Миранда.
...Удобно устроившись на спине Ю-ва, я переплываю голубую лагуну. Мои ступни бороздят
поверхность моря, оставляя белые пенистые полоски. Над моей головой зависла чайка по имени
Хаш. Она очень волнуется, что пока мы доберемся до нужного места, вся рыба уйдет в другой
район. «Не суетись, – делаю я ей знак. – Всему свое время». И соскользнув со спины Ю-ва,
устремляюсь на глубину. Вода встречает меня упругим сопротивлением. Она обволакивает мое
тело и нежно уносит меня подводным течением по направлению к огромному переливающемуся
шару.
А вот и Го-до, как же без нее! Она совершает вокруг меня приветственный круг и, взмахнув
мощным хвостом, уходит на сотни метров вперед. Я пытаюсь ее догнать. Лучи солнца
преломляются сквозь призму воды, образуя огромные световые шатры. Мелкая рыбешка мерцает
вокруг разноцветными искорками. А я все глубже погружаюсь в толщу океана – пространство
моей любви.
Как хорошо ты это все описала, Людочка! Я так бы не смог...
ОтветитьУдалитьКрасивая сказка, прочувствованная. Спасибо, Людочка!
ОтветитьУдалитьлегко, привольно, хоть и немного грустно...
ОтветитьУдалить