ДОРОЖНЫЙ ДНЕВНИК ЮФИМА САНИИ

Гумер Каримов

26.11.19, вторник

1. Сильвия Бич и «Шекспир и компаньоны».

Если тебе повезло и ты в молодости жил в Париже, то,

где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих останется с тобой, потому что Париж – это праздник, который всегда с тобой.

Из письма Эрнеста Хемингуэя другу (1950 г.)

Лет десять назад, я написал фантасмагорический рассказ «Ночь в Клозери-де-Лила»: «Когда-то давно, когда Юфим ещё жил в Ленинградской области, у него при переезде, пропала большая библиотека, в том числе и четырёхтомник Эрнеста Хемингуэя. Много лет спустя ему понадобился «Праздник, который всегда с тобой». Хемингуэя он любил с юности и во всём подражал.Так, писать Сания любил в небольших уютных кафе с чашкой кофе, заменяя им любимые алкогольные напитки американского писателя».

Длинновато, но только так я смог, наконец, добраться до кафе в Париже, о котором уже очень давно задумал написать рассказ.

Однако, если честно, идею рассказа мне подкинул отнюдь не Хемингуэй. Ведь впервые о кафе

«Клозери-де-Лила» я прочёл не у него. Тогда же, в юности, читал книгу воспоминаний Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь». Там и упоминается «Лила», «Ротонда» и другие парижские кафе и ресторанчики, где собирались голодные и нищие поэты и художники, съезжавшиеся в этот город мечты со всех концов света с тайным желанием «положить его к своим ногам». Я писал тот рассказ о Париже, основываясь только на своем воображении и и воспоминаниях других авторов, потому что сам никогда не был во французской столице. Будучи с женой в Париже, мой друг, писатель Алексей Дунев нашел «Клозери-де-Лила», руководствуясь моим описанием.

Когда мы только поженились, я обещал Тоне показать Париж. И выполнил обещание, правда ждать пришлось довольно долго, почти 17 лет.

Свой путь в «Лилу» мы начали с библиотеки Сильвии Бич «Шекспир и компания» на улице Одеон,12. Шел предпоследний день нашего пребывания в Париже. До этого мы мимо библиотеки проходили много раз, но ни разу в нее не заглянули. Еще в Питере наш друг Арам Манукян снял для нас квартирку в самом центре города, на улице de Poissy, 3, в двух шагах от набережной Сены, на той самой улице Одеон. Сюда нас привезла знакомая Арама Маша Браиловская, вот уже 25 лет как парижанка. Удивительно, но Маша привезла нас на метро на улицу Кардинала Лемуана, где в доме 74 снимал квартирку молодой Хемингуэй. Отсюда до rue de Poissy пять минут ходьбы. Но самое главное, выйдя в тот же день на набережную, мы с Тошкой онемели от восторга: перед нами открылся чудесный вид на Нотр-Дам-де-Пари на острове Сите.

Вот почему мы не сразу пошли в «Шекспир и компания», нужно было вдоволь наглядеться на Собор Парижской богоматери, досыта нагуляться по набережным и улицам французской столицы, до устали набродиться по залам и павильонам Лувра, конечно же поглазеть на знаменитую Джоконду Леонардо, подняться к знаменитому собору на Монмартра, забраться на самую верхотуру башни Эйфеля, пройти путь от триумфальной арки на площади Каррузель перед дворцом Тюильри до Триумфальных ворот на площади Шарля де Голля на Елисейских полях. И совершить еще множество прогулок и открытий. Но мы априори знали, что обязательно придем сюда: накануне вечером я достал распечатку рассказа «Ночь в Клозери-де-Лила», прочел вслух Тошке. Здесь, в Париже, он воспринимался совершенно по-другому. Оказалось, что мы живем в тех же местах, что описаны в нем. "Юфим спустился к реке и пошёл по набережной мимо лавок букинистов и торговцев картинами. Дальше Сания дошел до набережной Великих августинцев, не останавливаясь, миновал отели на левом берегу Сены, в том числе, и отель Вольтера, и у нижнего конца острова Ситэ, рядом с Новым мостом, где стоит статуя Генриха IV, прошёл в небольшой парк с огромными развесистыми каштанами и глубокими заводями, образованными Сеной.

«Вот здесь, думал Сания, иногда в ясные дни, между островами Сен-Луи и площадью Верт-Готар, предварительно купив литр вина, хлеб и колбасу, садился Хемингуэй на солнышке и, попивая винцо, любил читать только что купленную у букинистов книжку и смотреть на рыбаков. А когда у Эрнеста не было денег, он шёл как сейчас Юфим по узкой улице Феру к площади Сен-Сюльпис и, повернув направо, обходил вокруг серо-белой церкви и, выйдя на улицу Одеон, ещё раз поворачивал направо, к книжной лавке Сильвии Бич «Шекспир и компания», которая одновременно являлась и библиотекой. Дальше Юфим немного поплутал, но на улице Ренн увидел вывеску кафе «Дё-Маго», вспомнил упоминаемую в «Празднике» улицу Бонапарта, дошёл по ней до улицы Гинемэ, а потом до улицы Асса и зашагал дальше по Нотр-Дам-де-Шан к кафе «Клозери-де-Лила».

Так было в рассказе. А как получилось наяву, расскажу завтра. Сегодня же завершу пост посещением библиотеки Сильвии Бич. Вот что об этом написал сам Хемингуэй в «Празднике»: «В те дни у меня не было денег на покупку книг. Я брал книги на улице Одеон, 12 в книжной лавке Сильвии Бич «Шекспир и компания»... После улицы, где гулял холодный ветер, эта библиотека с большой печкой, столами и книжными полками, с новыми книгами в витрине и фотографиями известных писателей, живых и умерших, казалась особенно теплой и уютной. Все фотографии были похожи на любительские, и даже умершие писатели выглядели так, словно еще жили.

У Сильвии было подвижное, с четкими чертами лицо, карие глаза,

быстрые, как у маленького зверька, и веселые, как у юной девушки, волнистые каштановые волосы, отброшенные назад с чистого лба и подстриженные ниже ушей, на уровне воротника ее коричневого бархатного жакета. У нее были красивые ноги, она была добросердечна, весела, любознательна и любила шутить и болтать. И лучше нее ко мне никто никогда не относился.

Когда я впервые пришел в ее лавку, я держался очень робко – у меня не хватало денег, чтобы записаться в библиотеку, – Сильвия сказала, что я могу внести залог позже, когда мне будет удобнее, завела на меня карточку и предложила взять столько книг, сколько я захочу».

Мы с Тошкой вошли в книжную лавку и библиотеку и поразились многолюдьем. Не знаю, всегда ли так бывает, но нет ничего удивительного в этом. Ведь Сильвия Бич открыла заведение 19 ноября 1919 года на улице Дюпюитрен, 8, а затем, в 1922 году, перенесла его в более просторное помещение на улице Одеон, 12 в VI округе Парижа. В двадцатых годах двадцатого века в нём собирались Эзра Паунд, Эрнест Хемингуэй, Джеймс Джойс и Форд Мэдокс Форд. А мы пришли 20 ноября 2019 года, то есть ровно через сто лет и один день. А далее смотрите фотографии, сделанные А. Каримовой.

27.11.19, среда

2. Кафе Клозери-де-Лила

«Я всегда работал до тех пор, пока мне не удавалось чего-то добиться, и всегда останавливал работу, уже зная, что должно произойти дальше. Это давало мне разгон на завтра. Но иногда, принимаясь за новый рассказ и никак не находя начала, я садился перед камином, выжимал сок из кожуры мелких апельсинов прямо в огонь и смотрел на голубые вспышки пламени. Или стоял у окна, глядел на крыши Парижа и думал: «Не волнуйся. Ты писал прежде, напишешь и теперь. Тебе надо написать только одну настоящую фразу. Самую настоящую, какую ты знаешь. И в конце концов я писал настоящую фразу, а за ней уже шло все остальное. Тогда это было легко, потому что всегда из виденного, слышанного, пережитого всплывала одна настоящая фраза».

(Э. Хемингуэй «Праздник, который всегда с тобой»).

Мы вышли с Тонечкой из лавки Сильвии Бич до предела насыщенных впечатлениями. Нам нужен был тайм-аут, и мы решили вернуться домой, благо он был в двух кварталах отсюда, пообедать, а потом вновь пойти бродить по Парижу. Но мы не сразу пошли домой, потому что рядом с лавкой «Шекспир и компания» был небольшой сквер, который нельзя было миновать. Никак!

Сквер Рене́ Вивиани (фр. премьер-министр 1863-1925), примыкает к церкви Сен-Жюльен-ле-Повр.

В сквере находится старейшее дерево Парижа — робиния, посаженная ботаником Жаном Робеном (1550—1620) в 1601 году. Дерево высотой 11 метров внесено в список «примечательных деревьев Франции» и окружено каменной тумбой, также его поддерживают две бетонные опоры. Растение утратило верхние ветви своей кроны в годы Первой мировой войны, однако всё ещё продолжает цвести.

Здесь же находится: колодец XII века; фрагменты средневековых балюстрад, капителей и пинаклей, бывшие ранее частями Собора Парижской Богоматери.

Но самая печальная здесь - Стела, установленная в память о еврейских детях из V округа, умерших во время депортации, и в память о жертвах Аушвица, куда отправляли евреев Парижа с 1942 по 1944 годы.

После обеда мы вернулись к лавке «Шеспир и компания». Еще до обеда, у входа в нее, мы обратили внимание на высокого седовласого китайца бомжеватого вида, сидевшего за маленьким шахматным столиком. Для моей Тошки – это как наживка для рыбы, сразу клюёт: ради партии в шахматы она готова отказаться от многого. Но тогда подойти ей помешали два господина, беседовавших с китайцем. Зато сейчас он был один и охотно согласился сыграть с ней. А я пошел бродить вокруг в поисках знакомых названий улиц и бульваров, которые должны были привести меня в Лилу. И вскоре увидел вывеску кафе «Дё-Маго», но дальше рисковать не стал, боясь потерять Тошку, и вернулся на улицу Одеон. Оказалось, жена быстро разделалась с китайцем и теперь бродила в поисках «пропавшего» мужа. Мы не стали больше испытывать судьбу, просто зашли в лавку и попросили адрес. Девушка охотно выполнила просьбу: 171 Boulevard du Montparnasse. До бульвара мы доехали на метро, а затем прошли пару кварталов. Когда я наконец увидел вывеску знаменитого кафе, сердце радостно забилось: "Клозери де Лила" (фр. La Closerie des Lilas) — кафе на бульваре Монпарнас, известное место встречи французской и европейской артистической богемы в конце XIX — начале XX вв.

К столикам в "Клозери де Лила" прикреплены таблички с именами бывавших здесь знаменитостей. В кафе бывали Верлен, Метерлинк, Оскар Уайльд, Стриндберг. Илья Эренбург тоже бывал здесь. Кафе прочно связано с именем Хемингуэя; он написал в нём свою "Фиесту". Ленин с Троцким любили играть здесь в шахматы.

В оформлении столиков брассери помимо табличек используются бумажные скатерти с напечатанными на них рисунками и автографами знаменитых посетителей. Мы были счастливы!

Посидели за столиком, выпили кофе. Потом гарсон показал мне золотую пластинку на стойке бара с выгравированным именем Хемингуэя и усадил меня на высокий стул у стойки, на котором любил сидеть папа Хем.

А завершить этот пост вновь хочу финальным отрывков из своего рассказа:

«Они все уже собрались в кафе. Юфим краснел и извинялся, оправдывался, что плохо знает дорогу. Они внимательно его разглядывали. Юфим - человек незнакомого племени, в этих незаурядных людях вызывал острый интерес и жгучее любопытство.

А он узнавал их всех, улыбался, пожимал протягиваемые к нему руки и извинялся, не столько за опоздание даже, а просто как бы за оказанную ему высокую честь, за радость общения.

- О, Гийом, я так рад видеть вас! – Юфим обеими руками прижал большую руку Аполлинера к груди. - Помню, какоё впечатление произвела на меня ваша книга стихов.

Илья Эренбург тихо переводил на ухо поэту его слова. Тот молча кивал и улыбался.

- А недавно в Царском Селе один переводчик подарил моей жене книгу своих избранных переводов, и там есть и ваша «Клотильда»:

Уже цветут в саду весеннем

Бегония и анемон,

Где меж любовью и презрением

На грусть нисходит чуткий сон…

- Или вот это, - волнуясь, торопливо говорил Сания:

Под мостом Мирабо

Сены зыблются воды

Пряча нашу любовь

Дни сливаются в месяцы в годы

Новой радости свет затмевает невзгоды

Впереди тень ложится ночная

День уходит меня оставляя

- Да, - сказал Гийом, - это стихотворение называется «Мост Мирабо».

Но уже чьи-то другие руки схватили его руку, и Юфим прищурился, стараясь вспомнить и узнать знакомые черты лица.

- Ну, конечно, это Модильяни! Как я мог не узнать его? Скажите ему, Илья, что у Анны Ахматовой есть стихи о его любимом Данте:

И вот вошла. Откинув покрывало,

Внимательно взглянула на меня.

Ей говорю: «Ты ль Данту диктовала

Страницы Ада?» Отвечает: «Я».

- О, Анна! – грустно вздохнул Модильяни, когда ему Эренбург перевёл стихи, и, взяв Юфима под руку, повел к столу. – Я буду рисовать его, - сказал он Илье.

- Тошка! – Юфим увидел, что жена уже сидела за шумным столом и улыбнувшись, помахала ему рукой. Он хотел ей что-то сказать, но тут увидел Блэза. Сандрара Юфим узнал по пришпиленному булавкой к плечу пустому рукаву рубахи. Сания вспомнил его портрет руки Модильяни с прилипшей к губе сигаретой. Он помнил так же, как в голодные годы перестройки в

каком-то газетном киоске у метро купил маленькую книжку в чёрном переплёте. Странно изданная, в ней ничего не говорилось о поэте: кто он и откуда, лишь имя и стихи и поэмы о печальном путешествии в Россию в суровые предреволюционные годы с маленькой проституткой Жанной, которая все спрашивала поэта:

«Блэз, скажи, мы с тобой далеко от Монмартра?»

- Много лет спустя, - сказал ему Юфим, - Хемингуэй напишет про вас, дорогой Блэз, что ваше враньё было намного интересней правдивых историй, рассказываемых другими…

- Да, - ворчливо согласился с этим Сандрар. – А ещё он скажет, что моё лицо изуродовано боксом. – Он сказал ещё что-то, но Сания его не расслышал, потому что его опять куда-то потащили. Он увидел в зале знакомые лица: вот мелькнули в толпе Пабло Пикассо и Диего Ривьера. Вильгельм Костровицкий, родившийся в Риме поляк, «похожий на добродушного фламандца», или Гийом Аполлинер, а это один и тот же человек, махал им рукой, звал присоединиться к ним. Как всегда элегантно одетый, появился Макс Жакоб. Пожав руку Юфиму, сказал:

- Вообще-то мы в Лила никогда не собираемся. Встречаемся в «Ротонде». Это только ради вас. Я когда услышал от Ильи, решил, что это розыгрыш. Люблю розыгрыши… Вам Илья не говорил?

Юфим не успел ответить. Мимо его дома пронёсся лихач-мотоциклист, и Сания очнулся. Экран ноутбука давно погас. Рядом с компьютером лежала стопка книг. Два тома мемуаров Эренбурга, томик Хемингуэя и маленькая книжка Блэза Сандрара.

Шёл третий час ночи. Тихий Павловск мирно спал».