Мурат Уали
(Продолжение. Начало в предыдущих публикациях)
Весной 1987 года в Киеве проходила Международная
конференцию по Физике
Плазмы. Ровно год назад произошла Чернобыльская авария, и
многие москвичи - коллеги по институту не поехали из страха перед радиацией. Сначала
и мне было немного тревожно, но ничего конкретно про Чернобыль тогда мы не
знали, а киевляне успокаивали: «Ничего страшного. Пейте больше горилки и
закусывайте салом или борщом».
Мистер
Смит
Конференция проходила киевском дворце «Украина» - современном
здании из стекла и бетона с огромным актовым залом и роскошным двухэтажным
вестибюлем. Академики, доктора, кандидаты и прочие аксакалы от науки заседали в
актовом зале, а вестибюль отдали молодым. Я с гордостью стоял на втором этаже
возле своего стенда №16 с графиками, рисунками и текстом доклада на английском:
Borovsky A.V., Korobkin V.V., Polonsky L.Y., Piatnitsky L.N., Uvaliev M.I.
Radiative
and kinetic process in recombination plasma of Hidrogen-likes ions
От стенда к стенду, по научным джунглям обоих
этажей вестибюля бродила научная тусовка: украинские студенты, аспиранты,
молодые и не очень научные ротозеи. Я стоял, как зазывала на базаре перед
товаром, и стоило собраться рядом 2 - 3 зевакам, набрав побольше воздуха,
начинал громко рассказывать о своей экспериментальной чудо-установке, о
получаемой длинной лазерной искре, о радиационных процессах в её плазме,
показывал фотографии и графики. Учёный народ подтягивался и собиралась
небольшая толпа. Один из зевак, не похожий на остальных научных работников,
интересовался докладом весьма подробно и начал расспрашивать на английском.
- Вы Боровский? – спросил он меня по первой
фамилии доклада.
- Нет, нет. Фамилии авторов расположены по
алфавиту. У макро и микро-шефов фамилии начинаются на более ранние буквы. Моя
фамилия – последняя.
- А каким лазером делаете искру?..
Мне было, конечно, лестно внимание иностранца, и я
рассыпался перед ним в объяснениях. Правда, он морщился, слушая мой инглиш, а я
пытался выведать из какого же он научного заведения. Он оказался американцем.
Представился уже не помню как, но назовём его мистер Смит. Возраст – под 50,
одет в элегантный костюм с галстуком, прилизанные волосы и неизменная улыбка.
Визитку не давал и говорил о себе весьма туманно, как о science manager с Восточного
побережья.
На второй день он уже общался со мной, как старый
знакомый; похлопывал по плечу, расспрашивал про самочувствие, был ли я в Киеве
раньше, сказал, что Киев – самый красивый город Советского Союза и пригласил
прогуляться по центру города under the Kiev chestnuts. Честнатс, честнатс, что же это такое?
На Крещатике мистер Смит показывал рукой и
восхищённо говорил:
- Wonderful Kiev chestnuts!
Наконец, и до меня дошло, что это знаменитые
киевские каштаны. Действительно, wonderful… Хотелось сказать, что Алматы с её тополями не
менее wonderful, но я не знал, как будет тополь на инглише. Мы зашли на
обед в ресторан. Заведение было довольно дорогим; официанты, как только
услышали английскую речь забегали и засуетились; принесли антирадиационной
горилки и подали настоящий огнедышащий борщ в глиняных горшках с крышкой из
теста и с пампушками. О, это украинское национальное блюдо! До сих пор помню
его богатый изысканный вкус. Это был не борщ, а пища богов! Радиация, если где
и таилась, то была начисто уничтожена украинскими брендами!
Мистер Смит рассказывал о богатом оснащении
американской науки, о концентрации физиков на Восточном побережье: в Бостоне, в
Гарварде, в Принстоне; о том, что в Аргонской национальной лаборатории тоже
изучают МГД-преобразование энергии, а первый лазер был создан в Колумбийском
университете Нью-Йорка Чарльзом Таунсом. Я
жадно слушал, а чтобы показать, что тоже не лыком шит, спрашивал про
использование лазеров в Лос-Аламосе и Ливерморе, но об этом science manager был краток:
- Top secret! – и перевёл тему. - А как у вас?
Как у нас, как у нас? Я бы ему пропел:
Зато
мы делаем ракеты и перекрыли Енисей,
А
также в области балета мы впереди планеты всей.
Но опять моего бедного инглиша для таких, не
имеющих к науке конструкций, не хватало. Пришлось говорить про Басова и
Прохорова из ФИАНа, отхвативших Нобеля за компанию с Таунсом. А вот в ИВТАНе… И
я рассказал про своё изобретение «Плазменный лазер». Мистер Смит вытаращил
глаза, подозвал официанта и хотел заказать ещё горилки, но я благоразумно
отказался… Стенд № 16 осиротеет…
Музей
исторических драгоценностей
В вестибюле нашего дворца «Украина-PlasmaPhysic» у входа стояла
женщина и агитировала участников конференции на экскурсию в Киево-Печерскую
лавру. Сначала я не придал этому значения. Я от горилки ушёл, я от американца
ушёл, неужели от экскурсии не уйду? Поднявшись на второй этаж, постоял возле
стенда. Вокруг было пусто. Видимо, научная тусовка разбрелась по Киеву. А я,
что – лысый? На нет и суда нет. Махнув
рукой, я сбежал вниз, в числе последних заплатил за экскурсию и сел в ожидавший
автобус.
Знаменитый православный комплекс стоял на холме на
высоком берегу Днепра. На смотровой площадке в лицо дул освежающий ветерок и
выдувал (или задувал) остатки радиации. А какой вид открылся на левобережный
Киев! И на Днепр, который так «чуден при тихой погоде, когда вольно и плавно
мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Ни зашелохнёт; ни прогремит…»
Далёкий от интереса к православным святыням, я ходил по Лавре за женщиной-экскурсоводом со скучающим видом, скорее по обязанности, деньги-то были заплачены. Но когда она упомянула о нескольких знаках, похожих на тюркские руны, на кирпичах в фундаменте какой-то церкви, обнаруженных при реставрационных работах, я насторожился. Последним пунктом экскурсии был Музей Исторических драгоценностей Украины – небольшое и тогда довольно невзрачное здание с зелёной крышей.
В его первых залах, посвященных
скифо-гунно-половецкой истории Украины, было выставлено оружие, доспехи,
посуда, предметы быта, ювелирные украшения, найденные при раскопках степных
курганов. Экскурсовод мельком упомянула, что таких курганов на территории
современной Украины обнаружено более 40 тысяч. Сорок тысяч курганов -
удивительно! Конечно, главными экспонатами, главными шедеврами музея было
скифское золото, скифский звериный стиль, а среди золотых изделий – знаменитая
скифская пектораль IV века до нашей эры.
- Обратите внимание – какая динамика фигурок,
какая гармония композиции! Какая филигранная работа! – объясняла экскурсовод.
Это главная находка археологии XX века.
Я был потрясен.
Постепенно я начал отставать от группы и подолгу
задерживаться возле изделий древних кочевников. Вот каменные балбалы; такие же
балбалы стоят в наших казахстанских степях… Вот конское седло и уздечка; в
школьные годы, проводя каникулы у своего аташки в степном ауле, я тоже седлал
коня и надевал узду… Тем временем, экскурсия закончилась, наша группа уехала, а
я остался и, вплоть до закрытия, ходил по залам.
Ранее, зимой я прочитал книгу Льва Гумилёва
«Древние тюрки», и теперь в зале Великого переселения народов передо мной
разворачивались картины из эпохи древнетюркских каганатов. В зале Средневековья
я подолгу стоял перед хорошо знакомыми предметами быта из половецко-кипчакских
курганов. Но если в казахском ауле такие же седла, конская сбруя, камчи,
чугунные казаны, деревянные тостаганы, войлочные текеметы, кожаные сапожки,
апашкины серебряные серьги и браслеты и прочие предметы кочевого быта были
простыми и грубыми, преимущественно серийными изделиями, то здесь каждая
аналогичная вещь была виртуозного исполнения, инкрустированная золотом или
серебром, настоящим шедевром, изготовленным в единственном экземпляре. Здесь,
на западе, который ранее в моем сознании ассоциировался со славянским прошлым,
я окунулся в золотой блеск кочевой культуры Великой Степи. Оказалось, что
кочевники – мои далёкие предки населяли эти степи от VII века до нашей
эры до XIV – XV веков - более двух тысяч лет!
Вышел я из музея в сильном
волнении. Внутри всё бурлило, как мясо в половецком казане. В сердце стучали
аруахи – духи предков, а в голове продолжали вертеться мысли о мистере Смите –
кто такой, что ему надо? Когда вечером в номере гостиницы я
рассказал про американца своему идеологически более подкованному
соседу-москвичу. Лёня хмыкнул и посоветовал:
- Црушник. Держись
подальше, а то в Первый отдел затаскают.
Возможно… На другой
день мистер Смит хотел со мной встретиться, ещё раз пригласил на обед, но я
отказался. Но скорее не потому, что посоветовал Лёня. Натяжение
невидимых нитей, связывающих меня со скифами, сарматами, аварами, гуннами,
хазарами, печенегами, торками, половцами, татарами, казаками... неудержимо влекло в киевский Музей. В Лавру я
пошёл пешком. Мимо обожжённых Золотых ворот, мимо балбалов на улицах, мимо
церквей с тюркскими рунами в фундаментах, мимо зеленеющих chestnuts, ощущая тюркский дух, витавший над Днепром.
И в Музее, вновь бродя по залам,
я вдыхал запах степного жусана, слышал топот
лошадей, крики всадников, свист стрел… Я махал мечом-акинаком, натягивал
тетиву гуннского лука, варил бешбармак в половецком казане и вгрызался зубами в
куски конины, таскал камни и землю, насыпая курганы нашим вождям, ушедшим в мир
иной…
Золото наших вождей
Вечером в киевской гостинице, в
поезде Киев – Москва, в московской квартире в Бескудниково взбудораженная
память не давала покоя. Руки тянулись к перу, перо - к бумаге и стекающие с
кончика авторучки слова выстраивались в поэтические строчки:
Вспорот кургану живот.
Собраны кучи костей.
Вон заблестело! Вот!
Золото древних
царей.
Через две тысячи лет
Скифский шедевр – пектораль
Льёт свой таинственный свет.
Шлёт мне сигнал о былом
пектораль свет
Диск золотой и цепь.
Вот, за музейным стеклом -
Вся половецкая степь.
Где под светом серебряных
лун
Табуны
набирали жирок.
И рисунки затейливых рун,
Как
степного единства залог.
Где закатов был цвет ал,
А рассветов был цвет золотист.
И с востока, как знамя, взлетал
Позолоченный солнечный диск.
Вон балбалов обветренный лик
Сохранил на
ветрах перемен,
Как понятен был
тюркский язык
От Алтая до киевских стен.
Как катились арба за арбой,
Подминая ковыль и жусан.
Как трудились орда за ордой,
Возводя за курганом курган.
До сих пор они грузно стоят
Продолжая в
глубинах беречь –
Отзвеневший алтайский булат,
Отзвучавшую тюркскую речь.
Вот изогнутый лук с тетивой
Из тончайших шелковых струн.
Наводил им свистящей стрелой
Страх и ужас мой предок – гунн.
Вот, из бронзы священный казан,
Где варился крутой бешбармак.
И в горячее мясо вонзал
Свои зубы мой предок - кипчак.
Заблестели из золота ножны.
Акинак, хоть и ржав, но красив.
Но совсем на меня не похож был
Аруáх мой, кочевник - скиф.
Был вполне европейским изгиб
Черт лица, цвет волос, борода.
Лишь позднее мой расовый тип
Создала Золотая Орда.
Но потом их свободная жизни
Талым снегом под землю стекла
Ожидая, как запертый джинн,
Пробуждения из-за стекла.
Лишь
раздвинуты глыбы камней.
Заблестело,
расчищено… Вот!
Это
золото Наших вождей.
Блеск
металла еще не потух.
И
во мне возрождается вновь
Древнетюркский
воинственный дух,
Голубая
арийская кровь…
Расплетая былого клубок,
Узнаю я свой древний народ.
Так пульсируй же в сердце, глубок
Установленный предками код
Позже из этих впечатлений родился цикл стихов
«Тюркские мотивы» и даже целая книга. Но иногда, вспоминая те дни в Киеве,
приходит мысль: «а может лучше бы я встретился с мистером Смитом?»…
Комментариев нет:
Отправить комментарий