Посвящается вдовам фронтовиков Отечественной войны 1941- 1945 гг.
Айша энеке* сидела на почётном месте со старым веретеном в руках. Её
изборождённое морщинами лицо, глаза под нависшими веками с застывшим
взглядом, создавали впечатление, что она спит. Придя в себя, она размеренно
продолжала прясть, вытягивая нежную шерсть и складывая меж пальцев зигзагами.
Веретено в её руках вновь начинало крутиться, вытягивая шерсть в тонкую пряжу.
Натруженные руки апа* наматывали пряжу в клубок, прокручивая в голове вопреки
её желанию скорбные воспоминания. Хотела бы не вспоминать многое, но человек
не может не думать. Воспоминания сами роются в мозгу, и норовят попасть на
глаза:
Старший сын перед глазами, глаза в глаза...
- Ты ушёл на войну, не вернулся... А теперь являешься каждый день и смотришь на
меня с упрёком. Не я придумала войну, сынок, но совесть жжёт меня. Какой-то
“фашис” убил тебя... Ведь того “фашиса” тоже мать родила! Может он не хотел
убивать, его тоже послали на войну? А тот, который послал его? – Айша апа
встряхивала головой в такие моменты, когда вопросы начинали путаться в голове,
так же как её пряжа.
Распутывая пряжу, она наматывала клубок, и о горе!.. Все её остальные восемь
детей умерших от болезней и голода вереницей прибегали к её коленям, и ластились
к ней. В такие моменты апа резко бросала веретено, и выходила поискать малыша
Исабека.
Найдя его играющим в саду с соседскими детьми в альчики, она хватала его за руку:
- Пойдём домой, перекуси чего-нибудь, проголодался небось?
- Не хочу кушать. Я же играю, энеке! – противился семилетний Исабек.
Айша апа смотрела на чумазых ребят, и глаза её наполнялись жизнью. Она заходила
в дом и возвращалась с большой чашкой теплого молока с накрошенной в нем
лепешкой, сдобренной топлёным маслом и посыпанной сахарным песком. Не
отрывая от игры Исабека, протерев его вспотевшее лицо подолом платья, ложкой
наполняет ему рот вкуснятиной. Так же, она кормит его сопливых , с цыпками на
руках, краснощёких приятелей, и с облегчением в сердце уходит в дом.
Усаживаясь на своё место, Айша апа погладила по привычке верблюжий чепкен,
висящий в углу на гвоздике и принялась прясть...
... Этим же веретеном изготовленным мужем, проводив его на войну, пряла она из
верблюжьей шерсти тончайшую нитку. Когда её полуголодные дети засыпали, это
занятие было отдушиной, позволяющей ей мечтать... Вот вернутся Мустапа с сыном
Капаром с ненавистного “пронта”, накинет красивая от счастья Айша мужу на плечи
бежевый верблюжий чепкен... Статному, миловидному Мустапа он будет к лицу... А
Капару надо будет успеть сшить тулуп. Много заквашенных овечьих шкур сдала для
“пронта”, шесть штук похожих припрятала для сына. Бывало, что среди ночи
проснётся, а заснуть опять не может. Брала тогда одну из шкур, и сидя в постели,
начинала мять-разминать её в темноте. Затем, укрыв им ноги, поверх одеяла,
засыпала...
Рано утром, накормив детей отрубным хлебом с молоком, пригнав корову к стаду,
ей надо бежать рыть колхозный канал. Возвращалась она только к закату солнца,
поспешая загоняла в загон корову, и надоив молока кормила детей. Штопая
прохудившуюся одежду детей, за многочисленными делами, редко успевала детей
приласкать. Только спящими поцеловав их в лобики, продолжала своё ночное
бдение.
...Как бы она не выходила из кожи вон, всех заболевших восьмерых детей один за
другим потеряла Айша апа до окончания проклятой войны!.. И каждый раз мучили
мысли: “Как теперь она ответит мужу?!” Сердце её сжималось, будто камнем
придавленное...
Тогда неистово принималась она ткать полотно из тех верблюжьих ниток, что
ночами пряла при керосиновой лампе. Иначе, сошла бы он с ума...
Верблюжье полотнище получалось невиданной красоты, с бежевыми полосками
тончайших тканых рядов, будто не на самодельном ткацком приспособлении, а на
фабрике ткала!.. Всю любовь земную вложила она в это полотно! Уже к концу
войны дошила из него верблюжий чепкен с подкладкой из ситца в нежный розовый
цветочек. Ситец этот покупала в мирное время себе на платье... Простегала
подкладку овечьей шерстью. Чепкен получился на загляденье! А новенький,
ненадёванный тулуп сына в сундук запрятала, чтоб глаза не видели! Пережил тулуп
Капара!!! Думала, Мустапа оденет...
...Чтобы прервать горестные воспоминания, Айша апа оставила в сторонку веретено,
в саду взглянув с улыбкой на увлечённых игрой детей, обратив особый взор на
своего любимчика Исабека, она пошла сделать омовение и прочитать молитву.
...Ей тяжело давались молитвы. Часто её коврик для молитв был мокрым от слёз. Но
кому это интересно? Только перед Всевышним она рыдала, только Богу она
жаловалась на “пашистов”, на Гитлера, на голод, на болезни... Просила забрать её в
рай... Очнувшись, благодарила Дарующего за Мамыша – младшего брата мужа , за
его жену Ракыйю, за Исабека. Ведь из-за них она держалась, на этом свете. С ними
связала свою судьбу.
Капар погиб в сорок четвёртом году, пошатнув ей здоровье... Муж любимый тоже не
вернулся с войны... Покрыл её седые волосы чёрной ночи платок!.. У неё не
осталось никого! Теперь она здесь, у Мамыша, всё таки из одной утробы он с
Мустапа.
Когда в пятьдесят первом году наконец-то родился у Мамыша сын, нарекла его
Исабеком. У Ракыйи не сразу появилось молоко. Новорожденный Исабек раздирал
плачем всю округу. Чтобы отвлечь его, Айша апа сунула грудь свою в рот младенцу,
появилось молоко! Совсем голову потеряла Айша апа: забирала к себе в постель
ребёнка, ревновала к его собственным родителям. Теперь, пока они на работе,
смотрит за ним. В школу первоклассника Исабека водит, ждёт во дворе школы, пока
занятия не закончатся. Как выбежит милый сердцу ребёнок, сердце её ёкнет
радостно, берёт его портфель и суёт ему в руки кукурузную лепёшку. Не может она
сидеть без дела: берёт любимчика с собой чий* выдирать. Притащит охапку, плетёт
для юрты циновки. А то и не дождавшись Мамыша с работы, зарежет барана сама,
разделает с маленьким Исабеком, и зовёт весь честной народ на поминки... Позовёт
кто на той, готовы у неё подарки - живописные шырдаки*!
Об одном лишь мечтает Айша апа: вырос бы быстрее её Исабек, надел бы тулуп и
верблюжий чепкен, тогда и помирать не страшно...
Милостив Всевышний, довелось Айша энеке воспитывать и других сыновей и
дочерей Мамыша, и детей Исабека, и невесток, в том числе соседских!
А овечий тулуп и верблюжий чепкен давно обносились, и слава Богу!
Гульнар Эмиль 4.05.2020.
Чепкен – стёганная изнутри мужская одежда
Энеке – ласковое обращение к маме, бабушке
Апа - мама, бабушка
Чий - жёсткая степная трава
Шырдак - ковёр из войлока в два слоя
Комментариев нет:
Отправить комментарий