В начале - середине 1980-х американский президент Рональд Рейган провозгласил известную программу Стратегической Оборонной Инициативы, получившей от бойких журналистов название «Звездные войны» по аналогии со знаменитыми фильмами «Star Wars». В США начались исследования и эксперименты по созданию нового космического оружия на основе суперкомпьютеров, мощных лазеров, электронных ускорителей и прочей плазмофизики. Советская физика и Военно-промышленный комплекс (ВПК) должны были дать адекватный ответ.
Светлый орден джедаев
В те незабвенные годы все более-менее диссертабельные темы, и не только в физике, поддерживались и финансировались через ВПК. Хорошо известно: за что физики ни возьмутся – всегда получается оружие. Я и круг моих друзей аспирантов-физиков в академических институтах Москвы, в той или иной степени оказались связаны с темами «Звездных войн»: рентгеновские лазеры, электронные пушки, нейтронные бомбы, низкотемпературная плазма и тому подобное. С другой стороны, начавшаяся Перестройка способствовала раскрепощению нравов, ослаблению запретов и усилению влечения огней большого города. Насмотревшись фильмов «Звёздные войны», я сравнивал себя и друзей со светлым Орденом джедаев, а соблазны – с испытанием «Тёмной стороны».
Сопротивляться соблазнам всегда трудно,
особенно в первый год аспирантуры. Душа молодого джедая находится во власти дуализма
и принципа неопределённости Гейзенберга; где он в данный момент: в институте возле
экспериментальной установки или в пивной, в библиотеке или на свидании? Трудно ответить
однозначно. С наибольшей вероятностью он в том блоке общаги, откуда разносится аппетитный
запах плова, приправленного чуйской травкой, или бешбармака, украшенного кусочками
казы… Такие плов или беш-пати в общаге плавно перетекали
в посиделки и полежалки до самого утра. В духе господствовавшей тогда марксистко-ленинской
философии это упадническое времяпровождение, эта тёмная, но прекрасная сторона московской
саги светлого Ордена джедаев получила название «вечеренкизм».
В Доме аспиранта-стажёра
Академии Наук на улице Дмитрия Ульянова было полно вьетнамцев. Ох уж эти вьетнамцы.
Когда они начинали жарить селедку, ужасный запах расползался по коридорам. Закрыть плотно двери,
спрятаться под одеяло, зарыть голову в подушку… Или бежать, бежать… в пивнушку?..
в библиотеку?.. в МГУ!
В зоне «Д»
В знаменитом Главном
Здании Московского университета, которое стоит на нынешних Воробьевых горах, были
сконцентрированы все потребности студента-аспиранта. Поспал в общежитии, принял
пищу в столовой, отсидел лекцию в аудитории, приобщился к культурным ценностям на
вечеринке и в койку. Всё в одном. При этом надо пояснить, что огромное здание для
удобства ориентации делилось на зоны, обозначаемые буквами. В холле зоны «А» проводились
дискотеки и концерты, «Большие» и «Зачётные» вечеринки; на втором этаже были столовые;
где-то, не знаю где, были учебные аудитории, а вот зоны «Г», «Д», «Е», «Ж» - были
жилыми. Причем это были общаги для аспирантов с европейскими условиями жизни (что
очень важно!) – по одному в комнате и по две комнаты в блоке.
Но от обычных советских
людей ГЗ МГУ - этот маленький островок свободного мира был надёжно огорожен «железным
занавесом» - высоким забором из чугунных решёток. Правда, вместо вышек с пулеметами,
собак и контрольно-следовой полосы действовал
строгий пропускной режим с контрольно-пропускными пунктами, которые охраняли не добродушные бабушки-вахтерши, а настоящие
злые милиционеры.
Пути проникновения
не резидентов МГУ за «железный занавес» - это отдельная история. Но разве мог забор
остановить представителей Ордена джедаев? Как говорится: «спрячь за высоким забором
девчонку – выкраду вместе с забором». Да тому же, в зоне «Д» жила наша землячка-аспирант
экономического факультета и по совместительству наш резидент за «железным занавесом»
(её звали Света. Светлая ей память…)
Ах, зона «Д», зона
«Д»! Зона свободы и вольного воздуха в застойной атмосфере социалистического лагеря!
Там обитали не вьетнамцы, а, как нам казалось, самые настоящие инопланетяне из Англии,
США, ФРГ, Канады, Японии, Швеции и прочих «инопланет». Это сейчас кажется обыденным,
подумаешь – иностранцы, а тогда для нас –физиков и провинциалов вдвойне (с окраин
СССР и с окраин московской культурной жизни) стажёры и аспиранты с «загнивающего»
Запада казались эльфами с других планет из центра Галактики.
Порой, когда наш
резидент уставала от наших визитов, то с хитрой улыбкой рассказывала ужастики про
комсомольский патруль, про рейды и проверки коменданта общежития, во время которых
некоторым отчаянным джедаям приходилось выпрыгивать из блока через окна; а для острастки
и другие легенды застойного времени. Но кто же ей
верил? В стране начиналась Перестройка; жесткий контроль за моральным обликом студентов
и аспирантов ослаб; покидать посторонним в 23 часа жилую зону, если и требовали,
то можно было договориться или спрятаться, ведь после 23-х и начиналось самое интересное.
Мake love, not war
Несмотря на «Железный занавес», в праздничные дни джедаи слетались в МГУ, как шмели на цветник, и вечеренкизм на 6-м этаже зоны «Д» расцветал буйным цветом. Все местные стажёры и аспиранты имели отношение к экономике, все инопланетяне понимали и говорили по-русски, и никто не чувствовал себя рыбой, выброшенной на лед. Скромное, но неотразимое обаяние вечеренкизма действовало и на экономистов, и на физиков. «Опять бокалов жажда просит», и «с шумом к потолку взлетала пробка»…
По принципу алаверды
произносились тосты, звучали стихи, и экономистки-инопланетянки развешивали уши
своего внимания на гвоздях нашего красноречия.
Пока для физики горим,
Пока не умерли, а живы
Мой друг, науке посвятим
Души прекрасные порывы.
В аспирантуре будет прок!
Ведь ВПК ещё живой.
Ну а пока не вышел срок,
Дерзай учёный молодой!
Гори и верь, на свет
из мрака
Придут другие времена,
Когда, мой друг, в дипломах ВАКа
Напишут наши имена.
Пока у нас с собой
было – пили и пели, когда кончалось - наивно спорили о сбитом советским истребителем
корейском пассажирском «Боинге» или о социализме с человеческим лицом. Однажды на
попытки подискутировать о советско-американских «Звездных войнах» одна англичанка
мудро заметила:
- Мake love, not war.
Ну, что ж, make love так make love… В воздухе запахло любовью и потоки лавионов-любвеонов
заструились от сердца к сердцу. Англичанка взяла за руку моего друга и увела в свою
комнату; а я заметил, как меня окатывает синими брызгами аспирантка из Хабаровска…
Потом друг рассказывал,
как ранним утром, в тамбуре блока соседка-немка, жившая за стенкой, с красными от
бессонницы глазами молча и пристально рассматривала его, то ли с восхищением, то
ли с осуждением за то, что всю ночь не могла уснуть от криков и стонов за стенкой…
Я же пошел в гости
к сибирячке… И моё утро было чудесное – мороз и солнце, и любвеоны, выплескивающиеся
из её голубых глаз... Как хорошо
было спуститься потом в холл зоны «А» и, ощущая лёгкую невесомость в низу живота, так, что даже подбрасывало
при ходьбе, размышлять о том, что основной инстинкт – главный мотиватор,
а любовные отношения – ключ к творческим достижениям. Любовь и эмоции – это мощный
выброс гормонов-эндорфинов, которые стимулируют правое творческое полушарие… и аппетит.
Из холла по широкой мраморной лестнице я поднялся в «профессорскую»
столовую. О, эта знаменитая столовая! Высокий потолок
с огромными люстрами, стены и колонны, отделанные резным деревом, барельефы и лепнина,
- характерный образец сталинского ампира. Ассортимент, качество и цены блюд были соответствующими
- в лучших традициях советского пищепрома. Яичница – с пылу с жару, обжигающий борщ
со сливой и сметаной, котлеты - из мяса, гарнир – четырёх видов на выбор, среди
салатов - даже мясной салат по-казахски! Волчий аппетит утолялся всего за 1 руб 50 коп. А иногда, если повезёт, можно было купить бутылку чешского
пива (но только одну)!
Понедельник начинается в субботу
Но на часах судьбы пошёл обратный отсчет. К концу второго года аспирантуры неизбежно пришло понимание, что время – самый ценный ресурс аспиранта. Микро-шеф стал постоянно повторять слова макро-шефа: «наука не пиво — в рот не вольёшь».
Да и моя экспериментальная установка заработала!
Потери времени на
дорогу до института и обратно (ИВТАН находился в Дегунино возле самой МКАД) стали
удручающими. Пришлось снять квартиру в Бескудниково, и стать «мертвяком». Так в
романе братьев Стругацких «Улитка на склоне» называли биороботов из леса, а в общаге
так называли аспиранта, который будучи прописан и, числясь в комнате, в ней не жил,
а снимал квартиру поближе к институту. В отличие от МГУ, в академических общагах
жили по-советски: по двое и трое в комнатах и впятером в блоке. Для жителя двушки,
например, иметь «мертвяка» - это была улыбка фортуны, ведь счастливчик оставался
один в комнате, а комендант не мог подселить к нему никого другого. Поэтому «мертвяки»
были ценным товаром, за ними охотились, их покупали, продавали или обменивали на
бартер. Я свою мертвую душу обменял бартером на телевизор. Конечно, телевизор тоже
- пожиратель времени. Но и на ТВ полным ходом шла Перестройка, и нынешний «зомбоящик»
тогда ещё был источником информации...
Теперь экспериментальная установка казалась привлекательней всех красоток мира! Теперь понедельник стал начинаться в субботу, а прекрасная эпоха вечеренкизма канула в лету. С помощью собранного мощного лазера в специальной камере засияла длинная лазерная искра. Специальный наносекундный осцилограф и наносекундный затвор фотоаппарата зафиксировали структуру получавшейся низкотемпературной плазмы. Oh, my Science! О, плазма! Это было похоже на открытие. Значит кандидатом наук быть!
Вечеренкизм – ничто, диссертация – всё! Рецидивы вечеренкизма уже не давали былого вдохновения. Зато я стал получать интеллектуальные оргазмы, причём множественные: от фотографий структуры искровой плазмы, от патента на изобретение, от статей в журналах «Квантовая электроника» и «Revue of scientific Instruments», от научных конференций в Ленинграде, в Киеве, в Белграде, ну и в апофеозе – от защиты диссера в Научном совете ИВТАНа…
Ну, а потом пришли, однако,
Совсем иные времена.
Но все равно, в дипломы ВАКа
Вписали наши имена!
Комментариев нет:
Отправить комментарий