«Суд его оправдал». Чехов. «Драма».
Тёплым летним вечером в дверь известного в узких кругах литературоведа Н. раздался назойливый звонок.
- Арсений! – крикнул из кабинета хозяин, не отрывая пытливого взора от старенького, видавшего виды монитора.
Через минуту в дверь просунулась голова сына:
- Папа, к тебе, - сообщил он.
- Кто? – сурово осведомился отец и раздражённо пнул компьютерную мышку щелчком под зад. – Доколе, о, сын, ты будешь злоупотреблять моим хорошо всем известным гостеприимством?
- Женщина... – многозначительно доложил сын, - говорит, по важному делу...
- Женщина?.. – вяло оживился литературовед.
- Старая, - шёпотом поспешил уточнить сын.
Но он ошибся. То, что через секунду появилось в дверном проёме, не было ни старым, ни некрасивым. Оно было в том состоянии, когда с равным успехом можно было дать и двадцать, а можно и шестьдесят - густой слой турецко-французского парфюма с порога, сбивал с толку любого самого опытного донжуана.
«Мадам» или «барышня»?.. - мысленно засомневался хозяин. – А может, «мамаша»?.. Как бы не обмишуриться...».
- Мальчик, - строго сказала гостья, - пропусти тётю! – И отодвинула сына в сторону.
«Мадам»!.. На статье можно ставить крест...», - тоскливо подумал Н., но, благодаря врождённой деликатности, виду не подал и встал навстречу:
- Чем могу служить?
- Геннадий... то есть Евгений Георгиевич, вы обязаны мне помочь! Только вам по силам это сделать, - решительно объявила посетительница.
- Вы на этом настаиваете? – спросил Н., шаря глазами по кабинету.
Взгляд его остановился на вертлявом круглом стульчике возле пианино. Он выставил его посреди кабинета и мстительно порадовался про себя, что как раз накануне успел его хорошо смазать.
- Прошу садиться, - и радушным жестом указал на стульчик.
Посетительница резво уселась. Стульчик под ней крутанулся, но она, ловко взмахнув пухлым ридикюлем, равновесие сохранила. Потом решительно указала хозяину на его кресло:
- И вы садитесь – я к вам надоолго! Видите ли, я… - начала она, умело имитируя волнение, - вы меня, конечно, не помните. О, откуда… при вашем уме, при вашем искромётном таланте, при вашей известности…
«Ой, чует моё сердце, - заволновался хозяин. - Лучше бы я в магазин пошёл».
- Моё имя… да что вам моё имя! Что вам может сказать имя Екатерины Мурашкиной! А между тем, я большая поклонница вашего таланта и всегда с наслаждением читаю ваши искромётные статьи. Всегда-всегда читаю. Я даже прочла ваш отчёт о поездке в Тулу за самоварами. Боже мой, как я рыдала, когда вы так проникновенно про них писали!
- Так-с… - сказал Н., стоически не реагируя на лесть. – И чем же я могу быть вам полезен? Самоваров у меня, к сожалению, нет, все вышли.
- О, как искромётно вы шутите! – оживилась посетительница и игриво погрозила ему пальчиком. – Конечно, вы меня не знаете, но всё-таки и моя капля дегтя есть в улье мёда… Ой, я от волнения путаюсь! Между тем, мы с вами, так сказать, возделываем одну и ту же ниву…
Поймав недоумённый взгляд литературоведа, она тут же уточнила:
- Сеем, так сказать: вы – разумное, я – доброе, вы – вечное, я – какое-нибудь другое. В журнале «Солнечный кролик» помещены три моих изящных новеллы. Вы, конечно, не читали…
Хозяин сокрушённо развел руками.
- Видите ли, - Мурашкина потупила глаза и залилась стыдливым румянцем, - я хорошо знаю ваш искромётный талант и ваши несгибаемые убеждения, Геннадий Евстигнеевич, и мне бы очень хотелось узнать ваше нелицеприятное мнение. Дело в том, что буквально два часа тому назад я разрешилась от бремени…
Глаза литературоведа медленно полезли на лоб. Но посетительница протестующее выставила вперёд унизанную перстнями пергаментную ладонь:
- В аллегорическом смысле, в метафорическом, поймите меня правильно. Я только что закончила большое прозаическое полотно и хотела бы узнать ваше искромётное… ой, то есть нелицеприятное мнение о своем детище.
- И в каком жанре ваш…э-э, рассказ? – не теряя надежды, осторожно осведомился хозяин.
- Роман, Елисей Геннадьевич, ро-ма-ан!.. – кокетливо поправила она. - Я вдруг поняла, что рамки новеллы для меня стали тесны. Столько прожито, столько пережито… Мной написан детективный роман, - объявила она обречённо.
- Ах, детективный, - обрадовался Н. и сразу воспрянул духом. - Прекрасно, прекрасно, но дело, видите ли, в том, что я в детективах ни-че-го не понимаю! Ни аза в глаза! Советую вам обратиться за помощью к писателю Агапитову. Вот уж кто специалист так специалист! Из тюрем и лагерей не вылезает, - изучает. Званий почётных куча: «Почётный моссадовец», «Друг друзей Шерлока Холмса», «Почётный гепеушник»… То, что называется: «Чистые ноги, горячая голова и холодное сердце»!
- Геннадий Евграфович, - томно сказала Мурашкина, - я знаю, как вы заняты, как драгоценна для вас, наших… то есть для нас, ваших читателей, каждая ваша минута, но будьте так добры, так снисходительны и милосердны…
Она резво подобрала юбку, делая вид, что собирается бухнуться на колени.
- Хорошо, хорошо…- скривился Н. и трусливо оглянулся на дверь. - Так и быть, я согласен послушать. Только, пожалуйста, недолго, так сказать, конспективно, если можно. Всё равно я ничего не смыслю в вашем промысле.
- О, Евгений Геннадьевич, - Мурашкина впервые угадала имя литературоведа и ловким движением выхватила из ридикюля увесистую пачку.
«Боже мой, - пронеслось у него в голове, - двенадцатым кеглем, без пробелов! Это ж сколько она набуравила!».
Но отступать было поздно.
- «Гоп-стоп! Мы подошли из-за угла!..»- разухабистым хриплым голосом начала Мурашкина, и действие медленно потекло, как «толстый-толстый слой» рекламного шоколада.
Охранник Пётр и секретарь-референт компании «Задвинутые технологии» долго обсуждали достоинства культового певца, мегазвезды Звездин-Звездинского; ещё дольше спорили, где лучше отдыхать, на Канарах или Мальдивах; где больше везёт в рулетку, в Монте-Карло или Техасе; и долго препирались, по поводу того, нужно ли при варке отбрасывать на дуршлаг артишоки и спаржу…
Горничная Феня, появившаяся во второй главе, объявила, что наёмный киллер застрелил президента их компании прямо в особняке любовницы. А в это же самое время продажный прокурор Архип Дешёвкин на собранные взятки отправил своего сына на учёбу в Кэмбридж. Местные чиновники усердно соревновались в коррупции. Сотня воров в законе на своих «меринах» и «бумерах» съезжалась на сходняк, чтобы поделить сферы влияния в стрип-казино «Развесёлая клубничка».
В самый решительный момент в офис неожиданно явился помятый президент и объявил, что киллера удачно перекупили, но зато у него выкрали сына, поэтому нужно срочно собрать 50 миллионов долларов выкупа. Как назло кассир фирмы, на которого в прошлом году совершили «наезд», находится в коме и не помнит, куда спрятал весь чёрный «гриновый нал»…
«Черти принесли тебя на мою голову… Накрылась статья. Эх, зря не пошёл я в магазин! Пива бы выпил и с этой пифией как раз разминулся. Бубнит и бубнит… А что если её тряпкой, как попугая, накрыть. Интересно, замолчит она или нет?.. Или хотя бы со стульчика свалилась…» - малодушно фантазировал литературовед.
- … И над могилою сына рыдает отец-прокурор! – с влажным всхлипом вскрикнула Мурашкина и утробно разрыдалась.
Хозяин от неожиданности вздрогнул и окоченел от ужаса. Он давно перестал слушать и потерял нить повествования.
- Папа, это ты звал?.. – в двери возникла фигура сына.
- Удивительно беспардонны эти нынешние мажоры! - досадливо скривилась гостья.
Литературовед Н. трусливо закивал в знак согласия.
- Мальчик, немедленно покинь нас! - Мурашкина досадливо махнула на него рукой. - Иди делай уроки.
- Какие уроки? Ведь сейчас лето, каникулы…- не понял сын.
- А ты всё равно пойди и сделай их, - с интонацией про-фессионального гипнотизёра внушительно посоветовал отец.
- Не хочешь делать уроки, найди себе какое-нибудь дело по интересам: повыпиливай что-нибудь лобзиком, повыжигай, полепи из пластилина в конце концов…
Сын в недоумении пожал плечами и исчез.
- Какими бестактными растут эти отпрыски знаменитостей! Надо же, прервать на таком патетическом месте… Извините, пожалуйста, Евлампий Гаррибальдьевич, это чисто автобиографический момент. Не могу без треволнения перечитывать это место! Как будто всё вчера было…
«Так ты, подруга, оказывается, ещё и срок тянула… На шконке парилась…- ужаснулся литературовед Н. - Вот попал так попал! А впрочем, как будто не похоже…»
- Простите, а вы что действительно сами?..- неожиданно осмелев, начал он.- Такой богатый запас специфической, ненормативной лексики…
- Нет, что вы, - смутилась Мурашкина. - Сейчас же, сами знаете, литературы подходящей достаточно, толковые словари, кроме того - сериалы, парламентские сессии, предвыборные теледебаты… Как вы думаете, не слишком ли эмоционально я подала этот эпизод? Может, не стоит педалировать?..
- Э-э-э…- промямлил хозяин и неопределённо помесил пальцами близлежащий воздух.
- Если б вы знали, сколько пришлось пережить…- махнула рукой Мурашкина и тут же, без перехода и предупреждения заныла гнусавым, совершенно лагерным голосом:
Мусор пытал меня, крыса позорная,-
«Сказывай, сука, с кем в деле была?».
А я отвечала гордо и смело:
«Это душевная тайна моя!»
Хозяин сидел с остановившимся взглядом, тупо уставившись в одну точку, и напряжённо пытался вспомнить что-то очень важное. Гостья гнусаво бубнила свой текст, и голос её, казалось, вяжет из слов одну за другой бесконечные трикотажные петли: «авторитет-бабло-жмурик-западло-домушники-игровой-гастролёры-волчара позорный…»
Что-то тяжёлое и мутное грузно ворочалось в голове ли-тературоведа. Он знал, что стоит только ему вспомнить, как этот кошмар тут же закончится. Вот только чтó вспомнить, как вспомнить?.. Кажется, кино такое было, там ещё Высоцкий играл…
- «Я откинулся с кичмана не для этого, начальник, - сказал вожак всем известной преступной группировки, вор в законе Васька Гребень. - Не гони пургу! - увлечённо продолжала гостья.
- Нет, гражданин преступник, ошибаетесь! - сурово обрезал его следователь по особо важным делам Кирилл Отсидкин. - Вор должен…»
- Вспомнил! Вспомнил! – вскричал широко известный в узких кругах литературовед Н. и вскочил со стула.
В руках его, неизвестно каким образом, оказался старенький, видавший виды монитор. В следующее мгновение монитор обрушился на голову Мурашкиной, и электронно-лучевая трубка с оглушительным звуком взорвалась.
- Писатель должен сидеть в тюрьме! – объяснил литературовед Н. вбежавшему сыну. - Звони в ментовку.
Судебное разбирательство было беспрецедентно долгим. Сначала роман прочитал судья, потом представители сторон и прокурор. Потом судья затребовал рукопись для допрочтения – жена просила. Дольше всех, естественно, читали присяжные заседатели – как-никак целая дюжина читателей!
Суд его не оправдал! Решение было как никогда суровым и неотвратимым: широко известный в узких кругах литературовед Н. приговаривался условно. Условие было следующее: он должен был прочесть роман Мурашкиной от корки до корки, после чего на его основе написать сценарий стосерийного телеблокбастера.
Отличный рассказ. Насмеялась! Вот так с нами женщинами бывает, мужчины будьте осторожны :)
ОтветитьУдалить