Взирая вниз на небо с высоты десяти тысяч метров, я лениво обдумывал, куда меня занесет эта неуклюжая летающая железяка на этот раз.
- Так я ведь не просил довериться. Особенно, этой
летающей штуковине. Но ведь не познать в жизни ничего из-за страха- далеко не
радужная перспектива.
Мне стало как-то неловко, и мне показалось, будто
рука моя обожглась обо что-то сильно горячее, или холодное. Я отпустил ее руку.
- Спасибо,- вдруг послышался ее голосок,- я не
поблагодарила вас за помощь. И простите за слабость. Вы правы. Да, мне бы очень
не хотелось умереть именно в этом самолете.
- Вы говорите так, будто есть разница.
- А вы, стало быть, считаете, что разницы нет.
Ее ангельский голосок звучал одурманивающе. Мое
имя в ее устах… Как будто оно произносилось так вечно. Но вдруг меня осенило.
- Простите, фрау. Мне послышалось, или вы знаете,
как меня зовут?
- Ну, это не доставило мне труда. У вас из-под
пиджака выглядывал бейдж. Видимо, тяжелый был день, доктор?
- Да нет, как обычно. Но я не удостоился чести
называть Вас по имени… И да, это отлично, что в английском языке нет различий
между ”ты” и ”вы”, а то бы мне сейчас сильно захотелось бы попросить Вас
перейти на ‘ты’.
Она беспечно засмеялась. Маленькие, трогательные
зубки.
- Мне и в голову не пришло бы тебе отказывать. Не
люблю эти условности. Хотя у нас, в венгерском, например, есть целых два
местоимения для этих изысканных вежливостей.
- Так ты прелестная, юная мадьярка?!
- Криштоф… Каталин.
- Честь имею. Герман… Герман Гройдинг.
- Как забавно. Если бы я не знала, что Гройдинг-
это фамилия, вполне могла бы предположить, что имя. Ведь ты назвал его вторым.
- Знаешь, Каталин. Не проживи бы я десять лет на
чужбине, то удивился бы твоему искреннему удивлению. Культурные различия… Но
ведь они не делают тебя и меня по-настоящему разными.
- А не имеешь ли ты в виду общий ДНК?
- Видишь ли, Трине, я имел в виду общую любовь к
кофе. Позволь угостить тебя.
-Трине? А мне нравиться!… Как и идея с кофе!
-Так называли бы тебя в моей родной деревушке.
Знаешь, говорят, у нас велосипедов стало больше, чем жителей…
- Говорят?
- Меня так давно там не было…
- Если вдруг почувствуешь себя чужим, всегда
можешь приехать в Будапешт.
- Так мы встретимся?
- А надо ли?
- Значит, я успел тебе опротиветь?
- А то как!
- Знаешь, а ты побила рекорд. Никому еще не
удавалось продержаться со мной в беседе больше часа.
- Ты так говоришь, будто у меня есть выход.
Драматизм взлета потихоньку выравнивался, как и ее
дыхание. Мы болтали на разные темы, и я узнал, что она интерн, будущий врач,
летела в Африку, чтобы понаблюдать за работой наших коллег-исследователей, с
целью использовать полученную информацию для своей дипломной работы. Со своей
стороны, я, конечно же, обещал помочь любого типа информацией. Она гордо
отказалась, и это было весьма мило с ее стороны. Я вдруг вспомнил свой задор:
как отказывался от помощи доброжелателей, надеясь, что изобрету тот самый
велосипед, к которому у других не хватало винтиков.
-Но напрасно. Напрасно ты все это время боялась
довериться полету. Ведь инженеры-механики этого самолета были мастерами своего
дела. Наверняка Стэнфорд кончали.
- Ты уверен? А как на счет дурацких случайностей?
- А разве такие не могут поджидать нас на каждом
шагу?
- Да, но… Здесь предсказуемее.
- Отнюдь, это всего лишь предрассудки.
Она мило улыбнулась, и я разглядел в жемчужно-черном
взгляде доверие. Ее лицо не исказилось даже из-за весьма неприятной трясины, в
которую, очевидно, занесло наш железный коробок.
Сначала я не волновался, принял это за
турбулентность. Но, на минуту я закрыл глаза и почувствовал эту ужасную трясину…всем
телом.… Да, это он! Кажется, конец пути очень близок, мы над океаном,
одиннадцать тысяч метров. Турбулентность. Не такая, как обычно. Самолет трясло
как в лихорадке, то резко терял скорость, то опять набирал ее, очевидно – пилот
пытался маневрировать, а стюардессы продолжали лицемерно раздавать кофе, чтобы
не сеять паники. Предчувствие, грызущее изнутри, все не отпускало.
- Меня чуть затошнило, ничего серьезного. Можно
я?..
- Спасибо,- вдруг послышался ее голосок,- я не
поблагодарила вас за помощь. И простите за слабость. Вы правы. Да, мне бы очень
не хотелось умереть именно в этом самолете.
- Вы говорите так, будто есть разница.
- А вы, стало быть, считаете, что разницы нет.
- Просто я долгие годы провел, общаясь с людьми,
которые предпочитали всеми силами продлить свое блуждание по жизни, порой
бесцельное, нежели сделать его хоть чуточку интереснее.
- Так легко об этом говорить. Но мне кажется, что
лично вам, Доктор Гройдинг, не захотелось бы попрощаться с жизнью именно в этой
железяке, не приблизившись к своей цели еще на шаг. А потом еще на один. И так
до конца…
- …которого нет.
Ее ангельский голосок звучал одурманивающе. Мое
имя в ее устах… Как будто оно произносилось так вечно. Но вдруг меня осенило.
- Простите, фрау. Мне послышалось, или вы знаете,
как меня зовут?
- Ну, это не доставило мне труда. У вас из-под
пиджака выглядывал бейдж. Видимо, тяжелый был день, доктор?
- Да нет, как обычно. Но я не удостоился чести
называть Вас по имени… И да, это отлично, что в английском языке нет различий
между ”ты” и ”вы”, а то бы мне сейчас сильно захотелось бы попросить Вас
перейти на ‘ты’.
Она беспечно засмеялась. Маленькие, трогательные
зубки.
- Мне и в голову не пришло бы тебе отказывать. Не
люблю эти условности. Хотя у нас, в венгерском, например, есть целых два
местоимения для этих изысканных вежливостей.
- Так ты прелестная, юная мадьярка?!
- Криштоф… Каталин.
- Честь имею. Герман… Герман Гройдинг.
- Как забавно. Если бы я не знала, что Гройдинг-
это фамилия, вполне могла бы предположить, что имя. Ведь ты назвал его вторым.
- Знаешь, Каталин. Не проживи бы я десять лет на
чужбине, то удивился бы твоему искреннему удивлению. Культурные различия… Но
ведь они не делают тебя и меня по-настоящему разными.
- А не имеешь ли ты в виду общий ДНК?
- Видишь ли, Трине, я имел в виду общую любовь к
кофе. Позволь угостить тебя.
-Трине? А мне нравиться!… Как и идея с кофе!
-Так называли бы тебя в моей родной деревушке.
Знаешь, говорят, у нас велосипедов стало больше, чем жителей…
- Говорят?
- Меня так давно там не было…
- Если вдруг почувствуешь себя чужим, всегда
можешь приехать в Будапешт.
- Так мы встретимся?
- А надо ли?
- Значит, я успел тебе опротиветь?
- А то как!
- Знаешь, а ты побила рекорд. Никому еще не
удавалось продержаться со мной в беседе больше часа.
- Ты так говоришь, будто у меня есть выход.
Драматизм взлета потихоньку выравнивался, как и ее
дыхание. Мы болтали на разные темы, и я узнал, что она интерн, будущий врач,
летела в Африку, чтобы понаблюдать за работой наших коллег-исследователей, с
целью использовать полученную информацию для своей дипломной работы. Со своей
стороны, я, конечно же, обещал помочь любого типа информацией. Она гордо
отказалась, и это было весьма мило с ее стороны. Я вдруг вспомнил свой задор:
как отказывался от помощи доброжелателей, надеясь, что изобрету тот самый
велосипед, к которому у других не хватало винтиков.
-Но напрасно. Напрасно ты все это время боялась
довериться полету. Ведь инженеры-механики этого самолета были мастерами своего
дела. Наверняка Стэнфорд кончали.
- Ты уверен? А как на счет дурацких случайностей?
- А разве такие не могут поджидать нас на каждом
шагу?
- Да, но… Здесь предсказуемее.
- Отнюдь, это всего лишь предрассудки.
Она мило улыбнулась, и я разглядел в жемчужно-черном
взгляде доверие. Ее лицо не исказилось даже из-за весьма неприятной трясины, в
которую, очевидно, занесло наш железный коробок.
Сначала я не волновался, принял это за
турбулентность. Но, на минуту я закрыл глаза и почувствовал эту ужасную трясину…всем
телом.… Да, это он! Кажется, конец пути очень близок, мы над океаном,
одиннадцать тысяч метров. Турбулентность. Не такая, как обычно. Самолет трясло
как в лихорадке, то резко терял скорость, то опять набирал ее, очевидно – пилот
пытался маневрировать, а стюардессы продолжали лицемерно раздавать кофе, чтобы
не сеять паники. Предчувствие, грызущее изнутри, все не отпускало.
- Меня чуть затошнило, ничего серьезного. Можно
я?..
- Ах, да, конечно. Если так тебе станет лучше.
Герман, пожалуй, ты был прав. Мне не о чем было беспокоиться. На счет полета.
Это лишь мои предрассудки.
Я хотел, было, подтвердить ее слова, но не
захотелось лгать. Увидев исказившееся лицо стюардессы после беззвучных слов,
прошумевших у нее в наушниках, я убедился…
- Трине, если бы эти минуты здесь были бы
последними в твоей жизни, что бы ты подумала. Обиды, жалость, желание жить,
сожаления…
Выражение ее лица не изменилось, но вдруг я
заметил, как глаза ее запеленала едва видневшаяся перламутровая мокрота.
Кажется, я нашел самый ”верный” способ, как утешить девушку!
- Прости меня, я и вправду не имел в виду, что это
так. Просто неудачные измышления.
Она вдруг начала говорить.
- Почему же неудачные? Я
не перестаю об этом думать с самого начала полета. Я… нет, у меня не было обид
или разочарований. Я не особо хочу умирать, но желание жить также не очень
сильное… Вот, только, последний пункт в моем списке достопримечательностей…
Она не успела договорить, как стюардесса, вся
бледная от страха, вбежала в салон с просьбой крепче пристегнуться. И быть…
начеку.
Я взглянул ей глаза, пытаясь прочитать там
отчаяние. Но в нем не было ничего, помимо дикой страсти и стремления жить. Ее
сила поразила меня. Сила, которой ее пальцы переплелись с моими, будто
вцепившись за последнюю искорку кислорода.
- Трине, все обойдется, вот увидишь. Мы…
- Герман. Я же говорила, я не боюсь смерти. Меня
не волнует продолжительность этого падения. Лучшего момента все равно не найти.
Я… только… могу попросить тебя?… об одолжении…
- Об одолжении?..
- Мы… возможно никогда не приземлимся. Хотя даже
если бы у меня был выбор… Я было бы, все равно, выбрала этот момент… Я… хочу
увидеть поцелуй. И… Может ты был бы так любезен…
Она была столь сильна, страстна и беспомощна в тот
самый момент. На минуту я оцепенел, и глупо бездействовал, заставляя ее
продолжать подбирать клочья слов и оправданий. В конце концов… Я ученый… В моей
жизни эмоции жестоко отвергались… Но, она… черные жемчужины, обреченные и
полные надежды… Наконец… Я… Решился.
Приземлившись в Вене, я снова вспомнил о своих
планах: скучным поездом до Амстердама, унылой электричкой до моего родного
городка и полусонным такси до дома моего.
Мы так и не проронили ни слова весь остаток пути.
Мы… оба… после того единственного обмена душ, на высоте одиннадцати тысяч
километров. Просто турбулентность. Такая банальная. Она притворялась смертью,
но не доиграла до конца.
Но на этот раз все будет иначе. Оранжевым поездом
до Амстердама, по ван-гоговски расписанной электричкой до моего родного городка
и очень многословным такси до моей родной деревушки, где столько лет меня ждали.
- Дорогой, ты совсем себя не щадишь! Ты хоть в
зеркало смотрелся? Что за вид? Ты осунулся, наверное, ел всякую гадость,
признайся.
Я, действительно, взглянул в зеркало. Впервые за
долгое время. Выцветшие джинсово-голубые глаза, чуть мешковатые и изрядно
поношенные. Испещренное морщинками, еще молодое лицо, хмурые, почти бесцветные
брови, соломенная полоска волос, коряво разлегшаяся на лице. Глаза цвета
джинсов, отбеленных кислотным раствором…
Я почувствовал слабость и помутнение в глазах.
Секунды две я боролся против себя, но не одолел.
- Сынок, ты совсем угробишь себя на своей работе.
Хватит мучить себя, тебе необходим отдых.
Мама приложила ко лбу приятную мокроватую повязку
и напоила меня иммуно-укрепляющей микстурой. Нами же разработанной. Как раз
пришло время ее опробовать.
ЗАМОЛЧИТЕ ВЫ ВСЕ! Я ЗАКОНЧУ, ТО, ЧТО НАЧАЛ.
ПО-О-О-ЗДНО, СЛИШКОМ ПОЗДНО…
На следующее утро я встал в бодром настроении,
сильный и полный решительности. Солнце игриво теребило мои веки, приглашая
поиграть. Самое время выйти на улицу, погонять мячик, или же усесться за пивной
стойкой с аппетитной кружкой непревзойденного футбольного матча. Это один из
тех редких теплых дней, когда в Нидерландах непростительно прозябать дома. Я
попытался потянуться вперед, но слабость все еще давила мне на грудь. Я
попробовал еще раз, но опять безрезультатно. В этот момент в комнату вошла
мама.
- Боже, слава тебе. Он, наконец, проснулся.
Господи, говорила же я тебе. Становись космонавтом. Твоя эпидемиология под
конец тебя сгубит.
- Мама, что случилось, не кричи так, будто Аякс
забил гол. У меня хорошо, все хорошо. Ну проспал денек, тоже мне простуда. Скажешь
тоже.
Тут в комнату вошел папа.
- Она не зря паникует, сынок.
Он никогда не был склонен к панике, и поэтому его
слова кое-чего стоили.
- Ты подхватил какую-то сезонную заразу в ЮАР,
тяжелую форму гриппа, но видимо это у тебя не в первый раз. К вирусу был
иммунитет, благодаря чему честь имею снова приветствовать дома.
- Пап, неужели это правда…
- Ты проспал ровно три дня. Мы уже устали
надеяться.
- Меня лихорадило три дня? Но я ничего не
почувствовал… Ах, да, спасибо, что были рядом все это время.
- Ну, не стоит. Финал национальной лиги мы с мамой
все же досмотрели. Ты там такое проспал, дурачина!
- Папа!
Той же ночью я украдкой встал из постели, взял
собой пару вещей и лечащую микстуру, и направился прямиком в Будапешт. Не было
ни минуты на скуку: ни в полусонном такси до города, ни в унылой электричке до
Амстердама, ни в замшелом поезде до Вены, ни в серой междугородке до Будапешта.
Я даже адреса ее не знал. Только, что живет она на улице Бартока.
Лишь бы успеть. Узнать, как она? Может ей повезло
не заразиться? У меня уже был иммунитет перед сезонным гриппом, а вот ей могла
быть необходима вакцина. О, Боже, может она сейчас лежит где-то здесь в
лихорадке, в такой опасности. Все из-за меня.
Я быстро выбежал из такси, и решил пробежать все
дома в округе, лишь бы найти ее. И, возможно, спасти. Но как мне было узнать ее
дом. На этой длиннющей улице, имени ее любимого композитора… начинавшейся от
Дуная и тянувшейся до горизонта. Я решил начать с номера один, и дойти до
самого конца, даже если на это уйдет несколько дней. Красота этого древнего
города завораживала по-новому, хотя я бывал здесь на различных конференциях. Но
на этот раз я твердо решил включить этот город в <<лист
достопримечательностей>>, как она говорила.
Уже смеркалось и меркли все надежды на то, что я
хоть когда-нибудь найду ее. Я расспрашивал прохожих, предполагаемых соседей,
всех тех, кто владей английским и хоть какой-то информацией. Никто ничего не
знал о Каталин Криштоф. Как будто ее и не существовало. Или она специально
назвала не тот адрес, чтобы избавится от преследований назойливого незнакомца.
А может я придумал ее сам, чтобы пережить тот ужасный страх смерти от
незавершенности дела всей моей жизни. Где гарантии, что она- не плод
воображения больного африканской лихорадкой мозга.
Захватывающие дух зданий, древний, полный загадок
город, который вдыхал все загрязненное невежество планеты и выдыхал чистое
вдохновение. Улица уже кончалась, и я грустно постучал в очередной домик.
Видно, что он был старинным, достался по наследству и давно не ремонтировался.
Точнее, не реставрировался. Ведь это был Будапешт.
Вдруг, после долгого и беспросветного ожидания,
дверь открылась. За дверью стояла пожилая женщина, которая, очевидно, не
говорила по-английски, и я уже отчаялся что-нибудь выведать, но когда среди
шарады заморских слов она выловила имя Каталины, она изменилась в лице, и
быстро пригласила меня войти. Наконец я нашел ее.
Я был так счастлив долгожданной встрече, что
начисто забыл все английские слова и пробормотал что-то белокурой тетушке
по-нидерландски. К моему величайшему облегчению, она ответила по-немецки.
- Так вы родственница Каталины?
- Я ее тетя, молодой человек.
- О, мне очень приятно. Я еще ничего не успел
узнать о ее семье. Могу ли я увидеться с ней?
- Присаживайтесь, чем могу Вас угостить? Кофе,
чай, а может быть палинка?
- Не утруждайте себя, фрау. Я просто здесь
подожду. Хотя, вы меня заинтриговали ‘палинкой’?
- А, палинка! Это- наш национальный напиток.
Покрепче.
- О, покрепче… Тогда, думаю, не стоит.
- Я бы вам советовала.
Она неспешно налила бесцветную,
фруктово-этиленовую водичку в бокал и протянула мне. Я учуял было 40 градусов и
не спешил делать глотка, но то что она мне сказала, вскоре заставило меня
осушить его.
- Вы, полагаю, Доктор Герман. Тот самый?
- Простите, разве мы знакомы?
- Нет, доктор, во всяком случае, не лично. Но я о
вас наслышана.
- От Каталины?
- О, да!
- Странно, мы ведь с ней знакомы не так давно,-
слукавил я. Мы ведь вообще не были знакомы.
- Доктор, она все время мне о вас рассказывала. О
вас и всей вашей группе. Исследователей-ученых. Она восхищалась Вами. С
нетерпением следила по интернету, вырезала все статьи в научных журналах о
продвижении вашего исследования, и.… К своему стыду, я должна признать, что у
нее в комнате даже висела ваша фотография. Я узнала Вас по глазам.
- Боже, неужели? То, что вы сказали, мне кажется
невероятным. Моя фотография? Я ведь ни чем не примечательная особа, не
телезвезда. Но с другой стороны, Трине ведь была будущим врачом, мне не кажется
странным ее интерес к нашим исследованиям.
- Доктор… Доктор, так вы ничего не знаете?
- Ничего такого, что могла бы пояснить мне Ваши
слова. Я… Мы с Трине.… Познакомились недавно, не стану лукавить, совсем
недавно, фрау. Но вы мне не ответили, что мне мешает увидеться с ней. У меня
есть серьезные подозрения, что она подхватила африканский вирус. О, нет, не
беспокойтесь, ничего серьезного. Всего лишь сезонный грипп. Я принес для нее
укрепляющую микстуру, у нее сильный, молодой организм, она скоро поправится.
- Доктор… Вы ничего не знаете.
Я взглянул на нее, и во второй раз в жизни
почувствовал себя круглым дураком. Это чувство прежде гостило у меня в сердце
лишь единожды- во время того нашумевшего провального эксперимента.
- Но что же я должен знать, о чем вы молчите?
Она молчала. Весь вид этой чопорной и правильной
женщины выказывал… надломленность.
- Не молчите, скажи, что с ней, Неужели, я
опоздал. О, Господи, неужели я не успел… С этой чертовой вакциной… Мне наивно
казалось, что ее крепкий, молодой иммунитет выиграет немного времени, прежде
чем она получит эту чертову вакцину.
- Доктор… У нее…
- Я знаю, лихорадка, Боже, я.. это я во всем
виноват… я - убийца.
- У нее был СПИД…
- Что?…
Даже если бы вся Вселенная рухнула бы на меня со
всей своей тяжестью, измеряемой в бесконечном эквиваленте взрыва в Нагасаки,
мне не было бы так же по-вселенски пусто, как в тот момент.
- Что вы сказали? Но как это возможно. Я ведь…. Я
ослышался? Не так ли…
- Нет, Доктор. К сожалению, нет. Моя маленькая
Катинка. Она была больна…
- Но как, она?…
- Ей было пять лет, когда это произошло. В канун
Рождества…
- Боже, мне так жаль.
- Это случилось в больнице. Во время банальной
прививки. Тетя в белом халате не успела сменить шприц из-за спешки: мела метель
и она должна была успеть накупить подарочков для детишек. Она сыграла в
рулетку. Понадеялась, что тот милый молодой человек, который минуту назад
получал прививку, не наркоман, не имеет половых отклонений, и, следовательно,
нечего опасаться.
- О, нет… Она ошиблась. Это ведь непростительно.
- Врача посадили, а детей ее отправили бывшему
мужу. Она сошла там с ума. Но моя девочка уже была обречена.
- Фрау, это так ужасно… Значит, Трине. Я больше не
увижу ее… Когда это случилось?
- На утро следующего дня, после возвращения.
- Боже, как же мне теперь жить с этим убийством?..
- Бросьте, доктор. Не корите себя.
Женщина поднесла мне еще один бокал палинки, и
сочувственно положила руку мне на плечо.
- Доктор Гройдинг. Она была счастлива. Моя малышка
Катинка вся святилась от счастья. Я еще никогда ее такой не видела. Она… она
говорила, что встретила Вас. Она сказала, что верит в Вас.
- Это не оправдывает меня… Верит? Почему же?
- Она сказала, что пусть тот эксперимент вам не
удался, но вы обязательно найдете лекарство, спасете ее. Она так сильно верила
в Вас.
- Но я и ногтя ее не стоил.
- Не говорите так. Вы не виноваты. Это было неизбежно.
Если это Вас успокоит, она совсем не мучилась. Лихорадки у нее не было. Она
просто закрыла глазки и с довольной улыбкой промурлыкала ваше имя.
- О, нет, пожалуйста. Хватит. Я-банальный убийца.
Неудачник. Я… не достоин ее восхищения.
- Вы должны, Доктор Гройдинг, должны вернуться.
Ради моей Катинки…
- Я… Я постараюсь, но…
- Я буду ждать от Вас вестей, Доктор. С
нетерпением.
Перед выходом я мельком взглянул в изящное
винтажное зеркало, пытаясь найти в этих совершенно банальных, джинсово-синих
глазах убийцы хоть малейшее оправдание.
Взирая вниз на небо с высоты десяти тысяч метров,
я лениво обдумывал, куда меня занесет эта неуклюжая летающая железяка на этот
раз.
Большее, на что я надеялся: это унылая поездка до
Вены, оттуда долгий и утомляющий перелет до Йоханнесбурга, а дальше -
полусонным такси до лаборатории.
Единственное обжитое мною
место на земле. Мое МЕСТО.
Комментариев нет:
Отправить комментарий