СПИ, МАМА

 Надежда Серебренникова

Девочка была светленькая, с умными серыми глазами. Она забавно ворочала ими то вправо, то влево, словно пыталась разглядеть большую белую комнату, в которой только что появилась на свет. Неожиданно малышка заплакала. Ощущение невероятного счастья от первого крика ребенка окутало Веру, словно облако. Став вдруг легкой-легкой, она полетела, держа дочку на руках. Они летели над домами, над улицами их общего уже заснеженного города, где люди спешили по своим делам, не замечая их. Теперь все проблемы, и чужие, и свои, казались Вере ничтожными по сравнению с тем, какое огромное счастье было у нее.

Ее дочка. Такая родная. Такая настоящая. Как давно она ждала ее, и вот, наконец!..

«Но как же это... Ведь я же не была беременна», — вдруг подумала Вера. И как только она так подумала, чувство полета вдруг исчезло, как если бы кто-то проткнул воздушный шарик с гелием их общего счастья. Крепко прижав к себе ребенка, Вера со страшной скоростью полетела вниз, и от ощущения падения проснулась.

О том, что у нее больше никогда не будет детей, Вере сообщили не сразу. Муж и ее мама умудрились по договоренности с врачом некоторое время скрывать то, что в результате серьезного воспаления после очередного выкидыша у нее удалили самое важное, без чего женщине никогда не выносить ребенка. Узнав о том, что у нее теперь нет даже надежды стать матерью, Вера прорыдала несколько дней подряд. Муж, больше не в силах смотреть на это, попытался утешить жену весьма своеобразной шуткой:

— Да что так плакать-то? Это все равно что плакать о лампочке в коридоре, которая ни разу не горела дольше десяти секунд. Нет ее, и слава Богу. Живем дальше. В конце концов, можно удочерить.

Но дальше жить не получилось. Вернее, получилось, но по отдельности. После случившегося их брак горел так же недолго, как та метафорическая лампочка. Муж быстро утешился в другой семье, где удочерения ждала десятилетняя девочка и вскоре, с его помощью, на свет появился мальчик. Совету близкой подруги Нади отпустить ситуацию и мысленно пожелать бывшему мужу счастья, у Веры получилось последовать не сразу.

В течение года мрачными мыслями она полностью вытравила всю радость, за которую ее прежде так любили друзья. В зеркале каждое утро Вера видела красивую 35-летнюю платиновую блондинку с печальными серыми глазами. Утратив интерес нравиться, она перестала пользоваться косметикой, но благодаря тому, что была из тех редкой породы женщин, которые без косметики еще привлекательнее, хуже от этого выглядеть не стала.

— Ну что ты себя заживо хоронишь! — ругала ее мать, которая иногда навещала ее с очередным кавалером. — Что ты зациклилась! Вокруг жизнь кипит, а ты сидишь в углу и думаешь только о своих рухнувших надеждах.

Мать была старше дочери всего на шестнадцать лет. Она никогда не мечтала о детях. Ребенок получился случайно, как результат близости с одноклассником во время дежурства после уроков. Мать была совсем другой: с легкостью меняла партнеров и место жительства. У нее все было легко. Вера никогда не хотела быть похожей на эту шумную ярко накрашенную женщину и терпеливо переносила ее дежурные визиты.

Последний год Вера вообще никого не хотела видеть. Даже во сне.

Сон о ребенке совершенно выбил ее из с трудом обретенного равновесия. Рождение дочки было настолько реально, что, приземлившись на своей кровати, она никак не могла поверить в то, что это был просто сон. Взглянув утром на свое отражение в большом зеркале в спальне, Вера подняла сорочку и посмотрела на живот, словно хотела убедиться, что все это было неправдой. Ей даже показалось, что она выглядит устало, как только что родившие женщины, на которых она смотрела с завистью, каждый раз попадая на сохранение в городской родильный дом. Но сохранить удалось только фигуру.

Весь следующий день Вера была молчалива и задумчива, и старшие по возрасту коллеги в бухгалтерии, поинтересовавшись, что случилось, решили больше ее не тревожить, за спиной удивленно переглянувшись и покрутив у виска.

Ложась спать, Вера в деталях вспоминала свой недавний сон. До сих пор она редко помнила сны, но резкое пробуждение во время полета с долгожданным ребенком на руках оставило в ее памяти все мельчайшие детали: светлые волосики, прилипшие ко лбу малышки, небольшую родинку на левой щечке, точно такую же, какая была у нее самой, и то, как трогательно вздрагивали ее реснички во время сна. Это точно была ее девочка — та, которую Бог не дал ей в этой жизни. Зачем подсознание играет с ней такие шутки? Зачем посылает ей эту призрачную реальность? Засыпая, Вера вспоминала их полет над зимним городом и нежные, пахнущие сладкой сдобой, волосы дочки.

Они снова были вместе. Сон начался с того же момента, на котором прервался. Это было так странно и неожиданно, словно не было того дня, начавшегося у зеркала и проведенного за бумажками о расчете заработной платы, не было одинокого вечера у телевизора и скучной образовательной книжки, которую Вера старательно дочитывала уже несколько дней.

Ее девочка так же мирно спала у нее на руках. Уже осознавая, что это сон, Вера мысленно вернулась в свою квартиру, и снова оказалась у зеркала. Его контуры были несколько размыты, но это ее не удивляло. Она осторожно положила дочку на кровать и прилегла рядом.

Это было так странно — лежать в собственной квартире на своей кровати и обнимать маленькое живое существо, о котором так давно мечтала. Но еще страннее — сознавать, что все это — и она, и кровать, и зеркало, в котором они отражались — лишь плод работы ее подсознания.

Она посмотрела на девочку. Во сне та смешно причмокивала губами.

«Я ведь ее даже ни разу не покормила!» — вдруг осознала Вера. Она дотронулась пальцем до кончика ее носика, и малышка заворочалась.

— Пора просыпаться, — с нежностью сказала Вера, и тут же вздрогнула от своих слов.

Но все осталось на своих местах. Она слегка подула в личико ребенка, от чего оно приняло очень забавное выражение. Малышка открыла глазки и посмотрела на мать.

— Есть хочешь? — спросила Вера.

Обладая чисто теоретическими познаниями в кормлении новорожденных, она расстегнула лифчик. “Интересно, есть ли у меня молоко...” — подумала она и слегка нажала на сосок. На его поверхности показалась маленькая мутновато-белая капелька.

— Будешь? — Вера дотронулась капелькой до губ младенца и тот, на несколько секунд о чем-то задумавшись, засосал.

Никогда прежде не испытанное ощущение кормления ребенка грудью так понравилось Вере, что она закрыла глаза, словно пытаясь раствориться в бездне этого непередаваемо приятного чувства их слияния. Так хорошо ей не было давно.

«Боже, как не хочется просыпаться... — все еще не открывая глаз, подумала Вера. — Какой чудесный повторяющийся сон. Она гладила ладонью шелковые волосики девочки, касаясь ее лба и нежных щечек с легким пушком, стараясь физически запомнить то, что чувствует. — Если я больше не увижу ее, хотя бы буду помнить то, какой она была».

Малышка поела и открыла похожие на ее собственные, серые глаза. Несколько секунд мать и дочь смотрели друг на друга, и девочка вдруг улыбнулась.

— Ты моя... Соня! — имя для дочки родилось внезапно, как вспышка. Да и могло ли оно быть другим?

От нахлынувших эмоций Вера стала целовать ребенка в щеки, в лоб, нежно и крепко сжала ее маленькие ручки и поцеловала каждый пальчик, пока младенец не начал хныкать. Через несколько секунд плач вдруг стал каким-то странным. Предметы в комнате потеряли четкость, и остался лишь знакомый звук, от которого Вера просыпалась каждое утро. Не глядя, она нажала на кнопку.

Следующий день прошел как в тумане. Вера делала все словно механически, постоянно думая о своем сне и с нетерпением ожидая момента, когда снова ляжет спать. Теперь, зная, что сон может вернуться, она была почти уверена, что так оно и будет. Стоит только захотеть. Но на следующую ночь ей ничего не приснилось. А через день приснилось что-то совсем другое, что она не запомнила. Сны приходили и уходили, но девочка не возвращалась. Подруга Надя, что жила неподалеку и иногда заглядывала навестить Веру, в очередной раз посоветовала не заморачиваться, будет сон о дочке — хорошо, нет — и не надо.

«Почитай лучше интересную книжку, — сказала она. — А эту — выброси», — и решительной рукой закинула высоко на шкаф ту скучную, которую Вера никак не могла дочитать. Надя к жизни относилась легко и от всех проблем спасалась чувством юмора. Она тоже пережила развод и с помощью матери растила двух пацанов-погодок.

Прошло две недели, и Вера уже стала потихоньку забывать о тех двух снах. На работе был аврал, конец квартала, нужно было подготовить кучу отчетной документации. Дико уставшая, она возвращалась домой с работы в пятницу вечером, зашла в магазин и решила купить себе бутылку вина, сыра и провести вечер, посмотрев какой-нибудь хороший фильм.

Завтра с утра никуда не нужно было идти, и она хотела подольше поваляться в постели.

Сначала ей снилась всякая ерунда. Она долго бродила по офису и никак не могла найти дверь их комнаты, пока оттуда не вышел ее начальник с кипой бумаг в длинных руках, которыми можно было бы обнять и ее, и всех ее коллег из бухгалтерии. Шеф был сердит, ругался и тряс бумагами, и, в конце концов, начал выбрасывать их из окна, как совершенно негодные. Вера, пытаясь его остановить, подбежала к окну и успела спасти несколько штук.

— И вообще! — выкрикнул вдруг начальник, — немедленно уберите за своим ребенком! Что за мода: таскать на работу детей? Они здесь писаются! — он показывал длиннющим указательным пальцем в угол комнаты, где стояла светленькая сероглазая девочка лет двух-трех.

— Мама, я описалась, — поднимая платьице, растерянно показывала она Вере.

Выстрелив в начальника взглядом, Вера стала стягивать с ребенка мокрые трусики. Девочка захныкала.

— Не плачь, Сонечка, не плачь, — приговаривала Вера. — Сейчас поедем домой. Хватит уже маме тут работать. Надоело!

Она швырнула в начальника скомканной тряпочкой, которая, к счастью для мишени, не достигла своей цели.

— Вот, значит, как! Вы уволены! — крикнул тот и вышел, хлопнув дверью, которая тут же снова открылась. За ним, словно стая белоснежных птиц, полетели оставшиеся в офисе бумаги.

— Мам, сделаешь самолетик? — подняв один листок с пола, попросила девочка.

Бумажный самолетик в руках ребенка вдруг стал увеличиваться и сделался большим, как сказочный ковер-самолет. Поднявшись в воздух, он словно приглашал их прокатиться. Как в первом сне, они снова летели надо городом, пока не приземлились на детскую площадку рядом с их домом. Был теплый летний вечер, и пахло сиренью. Вера сорвала небольшую веточку и сразу же нашла пятилистник.

— Видишь цветочек? — показала она малышке, присев рядом на корточки. — Он счастливый, и я сейчас его съем и загадаю желание.

— А что ты загадаешь? — спросила девочка, разглядывая маленький цветочек.

— Чтобы мы всегда были вместе, — ответила Вера, положила сладкий пахучий пятилистник на язык и обняла ребенка.

— Удочерила-таки? — раздался вдруг рядом голос бывшего мужа.

— Нет. Родила, — она смотрела на его ухмыляющееся лицо и вдруг почувствовала, что отрывается от земли. Она быстро схватила дочку за руку.

— Эй, ты куда? — услышала она и ощутила непреодолимое желание плюнуть сверху на разрастающуюся плешь бывшего мужа.

А почему бы нет, подумала она. Это же сон! И с удовольствием сделала это. Вера так и не знала, попала ли в цель или снова промахнулась, но ей это было не важно. Важно было лишь то, что они, словно птицы, держась за руки, вместе летели над зелеными кронами деревьев. За время, что они не виделись, дочка стала еще больше похожа на нее, просто копия одной ее детской фотографии. Она уже умела смешно лопотать и задавала смешные вопросы.

— Мама, а почему другие люди не могут летать, как мы?

— Потому что мы с тобой особенные.

Укладывая дочку спать в своей кровати, Вера снова взглянула в зеркало. Она словно хотела узнать у той, другой, зазеркальной Веры, что с ними будет дальше. И как так быстро прошло два с половиной года, ведь на самом деле не прошло и месяца... Но разве это так важно? — вдруг подумала она, гладя по волосам засыпающую дочку. И как только она окончательно заснула, Вера открыла глаза.

Следующие два месяца он виделась с дочкой почти каждую ночь. Та всегда приходила в самый неожиданный момент Вериного сна и была в одном и том же платье, которое росло вместе с ней.

— Соня, давай купим тебе новое платье! — предложила как-то Вера, когда дочке было уже лет восемь.

— Не надо, мам, мне это слишком нравится!

Это было ее любимое словечко — «слишком». Это слишком вкусно. Я слишком выспалась.

Эти «слишком» были не слишком уместными, но очень забавными, и, слыша их, Вера всегда улыбалась. Она вообще теперь улыбалась только во сне.

Реальная жизнь словно отошла на второй план, здесь не было ничего нового, все одно и то же: ранние подъемы, сборы на работу, целый день в офисе с перерывом на обед, а вечером в магазин и домой. И лишь во сне начиналось самое интересное: они с дочкой шли куда-то, или летели, или бежали. Она могла уже управлять своими снами, и однажды они просто оказались в Париже, на Эйфелевой башне, где Вера мечтала побывать много лет, да так и не собралась.

— Мама, это слишком красиво! — воскликнула девочка, глядя вниз на белоснежный город.

Она уже сама понимала, что они особенные, и не удивлялась, почему другие люди не летают как птицы.

Незаметно, сон за сном, наступила осень, и приближался день рождения Сони — 17 января. День, когда Вера увидела первый сон о дочери, она позже отметила в настенном календаре как дату ее рождения. Она уже думала о том, что ей подарить.

В декабре на работе вновь случился аврал, Вера ужасно уставала, но самое худшее, что из-за переутомления у нее началась бессонница. Она ворочалась на кровати полночи, не в силах заставить себя заснуть, и утром, совершенно обессиленная, шла на работу. Если у нее ненадолго и получалось провалиться в сон, то он был похож на экран выключенного телевизора. Народные средства помогали плохо, от отрубей с медом, меда с кефиром, меда, разведенного в воде, меда с яблочным уксусом Веру тошнило. Она уже не могла даже смотреть на мед.

Совершенно измученная недостатком сна и ужасно соскучившаяся по дочке, Вера отправилась к врачу. Снотворные таблетки, которые, как значилось в рецепте, нужно было принимать строго по одной на ночь, помогли сразу. Вера, наконец, заснула спокойным мирным сном.

— Мама! — дочка бросилась к ней на шею. За месяц, что они не виделись, она сильно вытянулась и они стали еще больше похожи друг на друга. — Ты выглядишь слишком уставшей, — девочка слегка провела рукой по лицу матери, словно хотела стряхнуть эту усталость. Впервые она употребила свое любимое словечко к месту.

— Я так по тебе соскучилась! — улыбнулась Вера, гладя дочку по светлым волосам.

— И я, — улыбнулась в ответ Соня. — Я вообще не хочу, чтобы ты уходила, эта дурацкая работа тебя в гроб загонит. Тебе нужен отдых.

Она была уже совсем большая, ее девочка. Через день ей должно было исполниться...

— Одиннадцать лет! Завтра тебе уже одиннадцать лет!

— Двенадцать, мам. Уже двенадцать, — поправила дочка. — Как будем отмечать? — поинтересовалась она.

— Просто посидим вместе, зажжем свечки на торте, — ответила ей мама.

— В Париж не полетим? — засмеялась Соня.

— Захотим — полетим. Мы же можем делать все, что захотим.

— Помню-помню, мы же особенные!

— Слишком, — счастливо вздохнула Вера.

Двенадцатый день рождения Сони выпал на понедельник. В этот день на работу все приходили уставшие после выходных, и ворчали, что понедельник — худший день, который придумало человечество. В отличие от остальных, в тот день Вера ходила торжественная и выглядела необыкновенно счастливой.

— Вера, вы просто вся светитесь! Случилось что-то прекрасное? — поинтересовался начальник, положив на ее стол очередную пачку документов на проверку.

Но она загадочно отмалчивалась.

В обеденный перерыв она вместо обеда пошла в магазин и купила голубое платье — по фасону похожее на Сонино, только ярче и более нарядное. Возвращаясь в офис, она позвонила Наде и попросила ее вечером заглянуть к ней.

— Что-то случилось? — задала она тот же вопрос, что и начальник.

— Так, есть повод отметить.

— Ладно, захвачу бутылочку вина, — засмеялась Надя.

Выяснив на месте, каков повод для празднования, подруга посерьезнела.

— Вера, я боюсь за тебя. Похоже, ты перепутала сон и реальность.

— Я не перепутала, просто моя настоящая жизнь — там.

— Нет, — Надя взяла ее за руку. — Посмотри правде в глаза. Настоящая жизнь — здесь. И нужно с этим смириться. Несмотря на то, что твоя мечта сбылась в такой необычной форме, пойми, что ты не бесплотный дух, а человек, и сколько бы ты не летала, тебе придется вернуться в этот мир. Ты все равно проснешься утром, и все закончится. Ты не можешь остаться жить во сне. А если сны о дочке вообще перестанут тебе сниться, что тогда?

Вера уже не могла себе такого представить.

Когда подруга ушла, она стала готовиться ко сну. В голове слегка шумело от выпитого вина, и она вдруг вспомнила про мать, всегда бурлящую радостью, и захотела ей позвонить. Судя по веселым голосам и громкой музыке, ее звонок случился не вовремя.

— Да нет, ничего не хотела, просто так звоню, — ответила на вопрос Вера, но мать почти ее не слышала. — Хорошо, потом поговорим, — сказала она уже коротким гудкам.

Почему у меня нет такой же легкости? — подумала Вера. Почему некоторые могут летать в этой реальности, а я — только в той?

Приняв душ и почистив зубы, Вера вспомнила о платье, которое купила днем. Она развернула шуршащую бумагу и, подойдя к зеркалу, приложила платье к себе. Ей очень шел голубой цвет, он словно зажег ее серые глаза, и они засияли, как когда-то в юности, когда она была полна надежд. «Соне точно должно понравиться», — подумала она, довольная покупкой.

«Надо принять таблетку», — вспомнила вдруг Вера и подошла к полке, где хранилась пластиковая баночка со снотворным. Полка была рядом с окном, где на темном зимнем небе высыпало несколько ярких звездочек. От одного неосторожного движения почти все таблетки высыпались на кухонный стол. На темно-синей скатерти они походили на звездочки:

«Словно вечная ночь», — подумала Вера, собирая таблетки со стола. В ее ладони оказалась полная горсть «звездочек», которые она собиралась высыпать обратно. «Ты не можешь остаться жить во сне», — услышала вдруг Вера голос подруги, и рука будто сама поднесла их ко рту. Взяв со стола стакан с водой, она сделала решительный глоток.

— Мама, ты сегодня слишком красивая! — встретила ее дочка. На темно-синей скатерти двенадцатью зажженными свечками сиял праздничный торт. Сонино лицо светилось гордостью и счастьем.

— Неужели сама испекла? — удивилась Вера.

Та довольно кивнула. Сегодня в ней словно что-то изменилось. Платье! На ней было то самое голубое платье, купленное в подарок ко дню рождения.

— Тебе очень идет! — Вера обняла дочку. — С днем рождения! Я так рада, что ты его надела. Ну, давай задувать свечки, пока они совсем не догорели. Не забудь загадать желание.

Соня наклонилась над тортом и зажмурилась.

— Чтобы моя мама больше никуда не уходила и мы всегда были вместе, — произнесла она, открыла глаза и подула на свечки.

Одна оставалась гореть. Соня вопросительно посмотрела на Веру:

— Теперь не сбудется?

— Обязательно сбудется, — сказала Вера и задула последнюю свечку.

 

Enable GingerCannot connect to Ginger Check your internet connection
or reload the browserDisable in this text fieldEditEdit in GingerEdit in Ginger×