АЛЬБЕРТ

 Людмила Дубковецкая

Долгая ходьба, жаркое солнце после резких мартовских холодов и вечная суета городских улиц настолько утомили меня, что пришлось свернуть с красивой, но многолюдной аллеи в небольшой переулок, где я села на высокую скамейку. Рядом со мной присел мальчик лет шести в больших, не по размеру широких клетчатых брюках. Он держал в руках маленького рыжего щенка и, как мне казалось, не обращал на меня никакого внимания. Позади нас под узорной, но уже ржавой ножкой железной скамьи резвились ещё трое таких же маленьких щенят.

   – Как тебя зовут? – вдруг спросил он, даже не поднимая глаз. 

Решив, что мальчик обратился не ко мне, я не ответила.

   – Как вас зовут? – опять спросил он, но уже таким голосом, словно извинялся за предыдущее «ты», на которое, как он подумал, я не захотела ответить.

   – Людмила, – тихо прошептала я, убедившись, что он действительно обращается ко мне, и ругая себя в душе за робость. – А тебя?

    – Альберт.

    – Редкое имя.

   – Так меня мама назвала, – громко сказал он, но тут же осёкся и уже тише добавил: – В честь дедушки.

   Я посмотрела по сторонам, надеясь увидеть женщину, которая могла быть его матерью. Но рядом с нами не было никого, и только две девочки - близняшки играли в песочнице.

   – А где твоя мама?

   Он долго молчал, и когда я уже думала, что мой вопрос не расслышан, вдруг быстро и очень серьёзно начал говорить:

   – Просто мама очень часто уезжает в другой город по работе, но зато, когда она приезжает, всегда привозит мне много подарков и играет со мной. У меня мама очень-очень добрая.

   Посмотрев в его лицо, я подумала, что, если у его матери такие же глаза, она, наверное, действительно очень добрая. Мои мысли перебил тонкий голос Альберта:

   – В этот раз, когда она приедет, мы пойдём в цирк. Я очень люблю клоунов и фокусников.

   – А папа? - не зная зачем спросила я.

   – Папа тоже пойдёт с нами, – мальчик погладил длинные висячие уши щенка. – Мы с папой очень любим маму.

   Я улыбнулась: нечасто сейчас услышишь такое наивное и доброе признание. Посмотрела на мальчишку, но он отвёл глаза и лишь сильней прижал к себе собаку. Тут я заметила, что задняя лапка щенка беспомощно висит, поэтому спросила:

   – Тебе нравится этот щенок?

   – Да, я хочу его взять к себе домой, – он ласково посмотрел на щенка и тот, как бы понимая его, весело завилял хвостом и признательно лизнул щеку своего нового хозяина. Мальчик засмеялся.

   – А почему ты не возьмёшь другого? – спросила я, показывая рукой на здоровых щенят.

   – Разве этот чем-то хуже других? – Альберт внимательно и очень серьёзно посмотрел в мои глаза.

   – Но у него же сломана лапка, и вы не сможете вместе бегать или прыгать.

   – Это правда. Но и я, если честно, тоже бегаю не очень быстро, – сказал он, поднимая правую широкую штанину, из-под которой под лучами солнца блеснули металлические болты протеза. – Видите?

   Меня передёрнуло. Я хотела что-то ответить, но слова застряли у меня в горле. Я просто молчала и с плохо скрываемым ужасом смотрела на кусок пластмассы, который уже несколько лет служил мальчику ногой. Не знаю, что бы сказала или сделала дальше, если бы из-за угла киоска быстрым шагом не вышла пожилая женщина, которая раздраженно крикнула:

    – Альберт! Ты здесь? Ну, слава Богу! Уже по всему городу ищем, переполошились совсем. Ну, шустрый, – обратилась она уже ко мне, заметив, что я смотрю на его протез, – ноги-то нет, а вон куда добрался. 

   Она медленно подняла его, поправила воротник рубашки и продолжила браниться, уводя моего маленького собеседника.

   – Извините, вы его мать? – спросила я громко.

   – Что вы, я – воспитатель. А он-то, – она показала на хромающего Альберта, –  он детдомовский. Подкинули, когда ещё и месяца не было. Никто не знает, кто его мать.

   Женщина равнодушно улыбнулась, небрежно ударила мальчика по рукам, чтобы тот бросил собаку, и скрылась за углом.

   Несколько минут я стояла, не двигаясь, старалась понять, что творится вокруг.  Вспомнила мой разговор с Альбертом, его глаза. Только сейчас я поняла, насколько грустные они  были. Я была околдована безответной, наивной, детской любовью к незнакомым, далёким родителям. Мне не хотелось верить, что есть такие жестокие, равнодушные люди.

    Когда я уже собиралась уходить, услышала жалобный визг щенка, которого только что бросили. Взяв аккуратно его на руки,  прижала к себе:

   – Не переживай, мой маленький Альберт. Мы уже идём домой…

   

Enable GingerCannot connect to Ginger Check your internet connection
or reload the browserDisable in this text fieldEditEdit in GingerEdit in Ginger×