ИЗРАИЛЬ
Здесь
солнце лежит на кронах
раскосых
пальм.
Лучи в
гобелены склонов
вшивают
паль.
Здесь
плавятся стены — жарко
и день и
ночь.
Нисходит с
небес подарком
январский
дождь.
по
швам война,
и плотно
закрыв гардины,
в провал
окна
боишься
смотреть. Под кожу
вползает
вой
сирены. Ты
шепчешь: «Боже,
побудь со
мной!»
Здесь
вечные крики, трели
гудков —
базар,
и выжжен
клеймом на теле
густой
загар.
Здесь
сумерек нет — спадает
лавиной
тьма.
На тонких
бетонных сваях
стоят
дома.
Ветра оседают серым
что здесь
твой дом.
ТЕЛЬ
АВИВ
Нырну привычно в Тель Авив,
и он немедленно затянет
меня, как муху, проглотив,
в свой омут. Звуки смеха,
брани,
гудков машин нарушат ход
моих неспешных мыслей. Тучный
владелец лавки заорёт,
товар расхваливая. Скучно
тут не бывает! На ходу
со лба стирая капли пота,
я, незамеченной, пойду
среди толпы, до поворота,
а там, сверну. Кафе, ларьки,
знакомых улиц коридоры.
Блеснёт изгиб Яркон – реки,
что протекает через город.
Раскинут пальмы веера,
и попугаев ярких стайка
промчится с криками. Жара
проступит пятнами сквозь майку.
И вдруг ... по памяти скользнёт
совсем другой ландшафт: прохлада,
одесский говор, море, порт,
каскад ступенек, колоннада...
Остановлюсь, глаза закрыв,
потом, смахнув мираж, спокойно
вернусь в реальность: Тель Авив –
восточный, дерзкий, шумный, знойный –
мой дом, уже так много лет.
А что Одесса? – Просто горстка
нечастых снов, размытый след
в песке на пляже черноморском...
СРАВНЕНИЕ
Бельчонок,
маленький и рыжий,
взял из
руки моей орех.
Но лишь
ладонь свою чуть ближе
я
поднесла, тотчас наверх
метнулся
он. А я тихонько
стояла,
шарфик теребя.
В смешном,
испуганном бельчонке
я вдруг
увидела себя:
копна
волос по пояс, летом
в ней
солнце ловит рыжий блик,
запал, с
которым, как по веткам,
я по делам
ношусь; ярлык
скептичной,
скрытной недотроги,
опасливый,
тревожный нрав...
Какая
странность аналогий:
я и лесной
зверек! Подняв
кленовый
жёлтый лист, привычно
я взгляд
метнула на часы.
И “хвост”
поправив как обычно,
вдоль
придорожной полосы
я зашагала
быстрым шагом
в густой
бетонный лес, чтоб там
летать по
веткам и корягам
насущных
дел, ничьим словам
не верить
всуе и сомнения
свои не в
силах превозмочь,
носить,
как маску отчуждение,
и от руки
бросаться прочь.
ВДОХНОВЕНИЕ
Крадётся сквозной ветер
по фалдам льняной шторы.
Ночник на столе светит,
как будто маяк в море.
Пульсирует рой пыли
под лампой. Моей кожи
касается взмах крыльев –
ночной мотылёк, может?
На полке блестит глобус,
мерцают на нем страны.
Горчинка саднит нёбо -
вдыхаю эфир странный.
Ладонью ловлю ноты.
По нервам бегут токи.
Я тихо шепчу: «Кто ты?»
В ответ: «Запиши строки!»
ПЕСОЧНЫЕ
ЧАСЫ
Положите на бок песочные часы, и они тотчас
же перестанут отсчитывать
время, превратившись в
бесконечность… (Людмила Чеботарёва )
На скорости космической
летят секунды – атомы.
Я бьюсь в них истерически,
как голубь в окна. Датами
мелькают дни урочные.
Мечусь я между
сутками.
Идут часы песочные –
года текут минутками.
По крошечке, по зернышку,
из верхней колбы в нижнюю,
сквозь узенькое горлышко,
ссыпается, неслышная,
тугая струйка времени.
Песок стекает золотом,
и бьёт меня по темени
песчинками, как молотом.
Бегу, бегу стремительно.
Я гонкой обесточена.
Мне хочется мучительно
свалить часы песочные
на бок. А может, временно,
замрет секунд скольжение –
ни войн, ни слез, ни бремени,
ни звука, ни движения.
Увы! – Прервать течение
времён нельзя, и катятся
по склону дни рождения,
субботы, среды, пятницы,
проносятся картинками,
мелькают, словно лопасти…
Текут года песчинками
на дно стеклянной пропасти.
Мне понравилось!
ОтветитьУдалить