Поэзия. Про кошку. Александр Курочкин

Поэзия. С международным женским днем! Л. Дубковецкая

Франсуаза Саган. Дом моего сердца

Предисловие переводчика:

В узких улочках Гренобля в один из июльских жарких дней я зашла в маленькую уютную книжную лавку и наткнулась на автобиографию знаменитой французской писательницы Франсуазы Саган «Avec mon meilleur souvenir» (С наилучшими пожеланиями). Сразу вспомнились школьные годы, когда после прочтения её романа «Здравствуй, грусть», я мечтала о Франции, мечтала учиться в университете и заниматься переводом с французского. Я не задумываясь купила эту книжку, а читая воспоминания о Довиле, мне вспомнился август 2018-го: пикник на огромном пляже Довиля, волны Атлантического океана, запах лошадей и морепродуктов, вечерняя прогулка по центру города. Тот день в Нормандии до сих пор в моём сердце и в моей памяти.

И вот теперь, учась во французской стороне в университете на факультете художественного перевода, я не могла не перевести отрывки из книги Саган, связанные с «домом её сердца» в Нормандии.

 

Поэзия. Прибалтийский перстень. И. Сапир

Все дело в шляпе. Валентина Коркоран.

Похолодало... Надела шляпу.

Тут же вспомнила эпизод годичной давности. Вспомнила и засмущалась. А чего смущаться, спрашивается. Вся наша жизнь пестрит эпизодами — одними гордимся, другими не очень, а есть и такие, которые лучше забыть и не вспоминать. А я не хочу забывать; ведь имело место быть, и это никак не вычеркнуть из своей жизни.

Итак шляпа... приличная, хорошо подогнанная к голове, бежевого оттенка.

После очень бурной вечеринки, мы, большой толпой, спустились в метро. Просто стоять, в ожидании поезда, скучновато, тем более, что все на весёлой волне, хотелось куража и продолжения...

Гитарист расчехлил гитару и понеслось... то ли «Лесорубы», то ли «Тёмная ночь». А я сняла шляпу и понесла её в вытянутой руке по перрону. Медленно и на полном серьёзе. (говорю же — кураж зашкаливал и требовал выхода).

Кто-то улыбался, кто-то подначивал, у кого-то во взгляде читалось: хм, с виду приличная женщина, а...

Я ПОВЕЗУ ТЕБЯ В ПАРИЖ! Гумер Каримов

Ты очень не хотела идти в кафе под тентом на Павловском вокзале. Тебе
казалось оно неопрятным и временным, как всё на вокзалах, но Павловск не Париж, здесь так мало подобных заведений, да и все они запрятаны в помещения, а так хотелось тёплым июльским вечером посидеть на свежем воздухе. В кафе всего несколько человек, негромко играет музыка. Мы сели спиной к посетителям и поэтому нам никто не мешает смотреть через дорогу напротив, где шумят старые могучие деревья Павловского парка.
Мы смотрим на них и тихо разговариваем. Я обнял тебя. Ты сказала:
- Вот бы лето никогда не кончалось.
- Ты знаешь, - говорю, - если у нас заведутся денежки, хотел бы увезти
тебя в Париж. И не на недельку или две, а на целый год. Ну, по крайней мере, месяцев на девять - десять. Три осенних месяца мы прожили бы в Париже и набродились бы там всласть. А потом махнули бы на юг к Лазурному берегу, на Средиземноморье. К виноградникам и рыбакам. И ты и я написали бы по роману…
- Ой, - засмеялась ты, - отстань! Смени, пожалуйста, тему.

«Старик у моря». Роман Гумера Каримова. Книга первая. Грузинский овертайм. Часть первая. ДЕЛА ДАВНО МИНУВШИХ ДНЕЙ.

Глава пятая.

ГРУЗИНСКИЙ ОВЕРТАЙМ.

  

 В той, другой жизни, Роберт Бат написал повесть про своего учителя. Тот ушел к «верхним людям» на 76 году жизни. Незадолго до смерти он издал последнюю свою книгу, назвав ее «Овертайм». Учитель вспомнил про Данте, его «Божественную комедию» и подсчитал, что имел в виду поэт, когда написал: «Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу»? Произведя нехитрый арифметический подсчет, Учитель понял, что для Данте половина жизни – 35 лет. Следовательно, с учетом средней продолжительности жизни во времена эпохи Возрождения, вся жизнь помещалась в семидесятилетний отрезок. А все, что за пределами этой цифры – овертайм.

Литературный портал: Восток - Запад

Я люблю тебя, Батуми. Антонина Каримова

АНТОНИНА КАРИМОВА

Я люблю тебя, Батуми,

Город, дождиком промытый!

По утрам в тебе, как в трюме,

Хачапурный воздух сытый.

Я сродни грузинам нравом,

Дружелюбным и открытым,

И освоила недаром

Вязь КАРТУЛИ алфавита.

Связь с одиннадцатым веком

Эти буковки скрывают

И забавно маму - ДЭДОЙ,

Папу - МАМОЙ называют.

И направо, и налево -

Свет улыбок, чисты думы!

Так живи же, САКАРТВЭЛО!

Процветай же, мой Батуми!

2023

ТО УТРО. Ирина Сапир

В тот день с утра на нас свалилось небо.

Упало нам на головы, на

плечи.

Зияла высь бессмысленно и слепо.

Полоску горизонта изувечив,

свисали миллиарды серо-блеклых

обломков, зацепившихся за ветки.

Беспомощно подрагивали стекла,

когда с опаской их касался ветер.

Они на всех лежали тротуарах,

над ними вязко разливалась темень.

А где-то там в экстазе бились твари,

что наше небо сбросили на землю.

И было страшно так, что ныло сердце.

По черепкам безжизненным и колким

ступали мы, не чувствуя порезов,

и отражался в каждом из осколков

любой из нас. Эфир был стыл, безмолвен,

лишь под ногой скрипел стеклянный щебень.

Скорбели мы, но знали, что способны

опять вернуть на место наше небо.

Что соберем его, как будто пазл,

найдем кусочки все, до мелких самых,

соединим и склеим. Пусть не сразу,

но водрузим обратно. Только шрамы -

дорожки стыков, лягут сетью тонкой,

как будто кто-то процарапал вилкой.

Отныне нам на звезды и на солнце

глядеть сквозь эти частые прожилки.